История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.)

Внезапные редкие удары набатного колокола на колокольне, отрезвляюще урезонили яростный пыл гулящей толпы. Задорные громкие песни призатихли, шум в селе стал утихать. У каждого на душе унылое настроение, в голове мысль – веселье закончено, завтра чистый понедельник, а там великий пост – время для говения и покаяния в грехах. А народ Мотовилова религиозный, люди набожные, так, что традиции, обычаи, обряды и поверья склонны исправлять со всей прилежностью и благоговением.

С восточной стороны на село надвигался вечер, солнышко заходило за отдельные сараи и овины. На соседской, соломенной крыше двора остался позабытый одинокий солнечный луч. Налетевший ветерок ворохнул солому и луч погас.

В доме Савельевых, сдержанно звучит песня и сдержанный, как и полагается в прощальный вечер, девичий смех – это Минька привёл в дом для угощения трех девок-подруг – своих невест: Маньку, Алёнку, Маньку, одна из которых, весной должна стать его женой.

Слухи о войне. Пост. Осип за хлебом в город

Не дают русскому народу пожить спокойно. Без тревог не прошло и четырех годов с тех пор, как закончилась гражданская война, а уж снова люди стали поговаривать о войне, якобы на сей раз готовящейся на нас Англией. Хотя и небольшой части мотовиловцев приходится читать газеты и узнавать из них новости государственного значения, но тем не менее, до рядового жителя села доходят слухи из Москвы, что некий английский премьер-министр Чемберлен, готовится с войной на Россию.

Пришла как-то к Савельевым Анна Крестьянинова за ситом и оповестив шабров о некоторых сельских новостях, слышанных от Анны Гуляевой, она как-бы между прочим, объявила и о слухах о войне.

Жеманно прищуриваясь, она изрекла свои суждения об этом:

– К весне-то, как бы война не собралась.

– А с кем воевать-то в случае, придётся нам? – без особенной тревоги спросил ее Василий Ефимович.

– Наш Олешка, где-то понаслышался, английский царь Чемберлен какой-то, со своими танками на нас больно зубы грызет, – почерпнув новости из рассказа своего сына Алешки, как из достоверного источника, ответила Анна.

– А войны-то все-же не будет! – сунулся в разговор старших авторитетно заявил Санька.

– А ты почём знаешь? – спросила Анна.

Санька, не долго думая, извлек из подстолья газету «Молодая рать», (которую он с журналом «Лапоть» выписал из Москвы), и всем показал рисунок на первой странице газеты:

– Вот поглядите, нарисованы весы. На одной чашке весов Чемберленов танк, с надписью «Война», а на другую чашку наш красноармеец жмет прикладом винтовки с надписью «Мир», и видите, что «Мир» «Войну» перетянул, – так наглядно и убедительно разъяснил Санька.

– Дэт бы не плохо, с явным успокоением проговорила Анна, а все равно бают, в городе хлеб вздорожал, значит, что-то народ-то тревожит, – сообщила еще об одной новости Анна.

Слушок о войне и о том, что в Арзамасе на базаре хлеб заметно подорожал, дошёл и до ушей Осипа Батманова. Он, посоветовавшись со своей Стефанидой, решил попросить у Савельева лошади, чтобы съездить в город на базар и подкупить для своей семьи хлеба. Поехать он решил в пятницу, на второй неделе поста. Накануне под вечер, Осип пришёл к Савельеву и объявил свою просьбу.

– Василий Ефимыч, одолжи мне на завтра лошадь. Я в город за хлебом решил съездить.

– А что это тебе так приспичило в такую-то непогодь ехать-то? Она вон какая метет, свету вольного не видать! Чай будет время-то! – пытаясь отговорить Осипа, не ехать в пургу, которая заметно забушевала под этот вечер.

– Она может к утру-то перестанет. Я сюда пошёл, наш петух распелся, значит к перемене, пурга за ночь-то затихнет, – не отступая от своего намерения, высказался Осип.

– А ты знаешь, что по лесным-то дорогам лихие люди шалят! Ты не боишься? Обидеть могут, – бросив последний козырь, стараясь остановить Осипа, предупредительно проговорил Василий.

– Что будет! Мне ни чать, ни кончать, не глядя ни на что, ехать надо! Завтра пятница, базар. Откладывать – как бы хлеб-то еще больше не вздорожал! – убедительно высказывал свои доводы Осип.

Савельев, из-за сродства, и не забывая о коже, Осипом отданной ему задарма, иногда давал Осипу безвозмездно свою лошадь для разных поездок по хозяйственным нуждам. Так и на этот раз он не отказал Осипу, благо Серый, за десять дней после гонок на масленице, отдохнул и заметно поправился боками.

– А там, в городе-то, в случае, ты сумеешь сам-то запрячь лошадь-то? – для достоверности спросил Василий Осипа, запрягая Серого ранним утром следующего дня.

– Ну, вот еще спрашиваешь, словно я не в селе вырос! Чай ты знаешь, у меня и своя лошадь была! – обидчиво заметил Осип, бочком намекая о лошадиной коже, которую подарствовал Василию, после гибели своей лошади на мосту.