Жорель сидела возле Эльны и гладила её по волосам. А Эльна улыбалась в ответ и что-то гудела. Когда обе увидели меня, то замерли.
– Здравствуйте, – сипло проговорил я и откашлялся. – Извините, что ночью к вам влез, – смущённо сказал я. – Я… я просто надеялся, что Эльна встанет. Я очень этого хотел. И Крамт тоже. Не сердитесь на него.
Жорель вздохнула.
– Я тоже очень хотела, чтобы Эльна встала. До сих пор хочу. Я мечтаю её вылечить. Ты знаешь чистое место в лесу? Там, где белый снег? Я вывожу её туда. Мы с ней сидим там. И разговариваем.
– Она может говорить? – опешил я.
– А ты разве сам не заметил? – прищурилась Жорель. – Она говорит глазами, жестами, звуками. Я всегда понимаю мою девочку. Эльна – моё утешение. Она самая добрая в мире, мне очень с ней повезло.
Жорель прижала к себе голову девочки, та закрыла глаза.
– Хотя иногда, конечно, страшно упрямая! – улыбнулась Жорель. – И сладу с ней нет. Знаешь, Дин, ведь с Эльной время течёт немного по-другому. Вы с Крамтом быстро учились всему: сидеть, ходить, ездить на лыжах. А у неё свой путь. Она тоже учится. Медленно, понимаешь. Но учится. Раньше она не умела улыбаться. Теперь смеётся. Раньше она не поднимала руки. Теперь может дотронуться до меня. А знаешь почему? Потому что у меня есть волшебное лекарство, которое помогает нам обеим. И ей, и мне.
– Какое? – прошептал я.
– Надежда, – ласково ответила Жорель.
Мы помолчали. Я обдумывал слова Жорели. Прокручивал их в голове, словно пытался сделать поделку из нового материала. Выходило, что надежду нельзя потрогать, как ту же таруту или сухую прожилку. Но она всё равно сильная. И помогает людям двигаться вперёд.
– А ведь лишающей болезнью нельзя заразиться? – спросил я.
– Нет, – покачала головой Жорель.
– Скажите об этом моей маме!
– Попробую, – снова улыбнулась она.
Но вдруг её брови сдвинулись.
– Дин, а где Крамт? Я беспокоюсь за него. Ему было плохо утром. Ты мог бы найти его?
– Конечно! – вскинулся я. – Я мигом! Я найду. Спасибо!
Не знаю, зачем я сказал ей спасибо. Наверное, потому, что после её слов меня перестало мучить то, что мы не вылечили Эльну. Я вынул из кармана перчатки, вышел на крыльцо. Братья Цоеры стояли рядом и обсуждали, что делать с крыльцом. Они не видели меня.
– Всё-таки ты должен вернуться, Малый, вместе с Крамтом, – вдруг донеслось до меня. – Посмотри, что с парнем. Да и девочке ты нужен. И Жорели. Подумай.
– Надо всё починить, – произнёс Малый Цоер, разглядывая крыльцо.
– Вот и почини!
Я тихонько отступил. Подхватил старые лыжи Крамта, которые валялись тут же, у крыльца, надел их. И, осторожно выбравшись на дорогу, погнал в лес.
Мне нужно было найти Крамта. Я хотел спросить его: «А ты тоже мучаешься из-за талюка, как я?»
Глава 16. Волшебное средство, которое помогает
Чем дальше я отъезжал от дома Жорели, тем хуже мне становилось. Рядом с Большим Цоером было не так страшно. Казалось, он может снять с меня хоть немного вины. А сейчас перед глазами снова замелькали картинки: вот талюк у меня на ладони, а вот Крамт бросает его в пропасть, в самый огонь прожилки.
Я зажмуривался, тряс головой. Картинки не уходили, а становились всё ярче и ярче.
Из-за них я заблудился в лесу. Я толком и не знал, где искать Крамта, собирался проехать лес насквозь. Но лыжи вильнули не в ту сторону, и я оказался на пастбище.
Впрочем, я не сразу его узнал. Перед самой стоянкой растянулась огромная зелёная прожилка.
Откуда она взялась? Вчера ещё не было. Я обвёл её глазами и, к своему ужасу, увидел, что на краю прожилки сидит человек! Какой-то седобородый старик.
Кто это? Я вгляделся и понял, что передо мной Чойри. Когда он успел поседеть? Что он делает на краю прожилки? Может, хочет…
– Нет! – крикнул я.
Оказалось, не крикнул – прошептал.
Чойри поднял голову, увидел меня. То есть посмотрел в мою сторону – не факт, что увидел. Я направил к нему лыжи. Быстрее, быстрее! Что он задумал? Почему сидит там один?
Я подъехал к Чойри, торопливо скинул лыжи, подбежал. Чойри поднял ко мне лицо. Он странно моргал.
«Плачет», – содрогнувшись, подумал я.
– Чойри… Слушай…
Пастух снова отвернулся к прожилке.
– Посмотри, какого она цвета. Видишь? У талюка были такие глаза.
Вина вдруг подступила у меня к горлу, как слёзы.
– Как ты узнал?
– Талюки сказали мне, – прошептал он.
– Чойри…
– Огонь почти потух, – прошептал Чойри, – а я всё никак не могу его развести.
– Чойри, – всхлипнул я, опускаясь на корточки и неловко приваливаясь к его спине, – прости… Пожалуйста… Прости меня.
Чойри вздохнул.
– Ты не виноват, Дин.
– Виноват! – крикнул я так громко, что зелёная муть в прожилке всколыхнулась.
– Нет, Дин. Больше нет. После слова «прости» люди не виноваты. Мне мама так говорила в детстве. Но я скорблю.
И он замолчал. Я не знал, что такое скорбеть. Я просто обнял Чойри за плечи и замолчал. Наверное, я скорбел вместе с ним. И думал над словами матери Чойри. Такое уж время настало у меня. Я всё время думаю над чьими-нибудь словами.