История шизофрении

Культуральная среда вмешивается и другим способом, поскольку из полученных ответов на поставленные повсеместно три вопроса по поводу шизофрении, вытекает концепция болезни, приемлемая для соответствующей культуры, причем формы выражения и концептуализация, несомненно, взаимодействуют между собой.

Кроме того, согласно данным EPIS, культуральные факторы, оказывается, влияют на развитие болезни, даже если выводы, особенно J. Westermeyer, относительно более благоприятного прогноза в странах, находящихся на пути развития, подвергались критике. H. M. Murphy, который признает, что «в большем числе не западных обществ шизофрения обычно менее хронизирована, чем в технически более развитых обществах» (так, если в Нигерии и в Индии более половины больных через два года больше не обнаруживали симптомов, то это наблюдалось только у 10 % больных в Дании или в СССР, или 25 % в других центрах исследования), также полагает, что из различных объяснений, предложенных на сегодняшний день, ни одно не является приемлемым. Но он все же заявляет, что «западные общества» (западные в культуральном значении, а не в географическом или политическом, поскольку так квалифицируется и советское общество) обычно имеют более сложные требования, чем не западные общества.

«Они предоставляют меньше ролей, связанных с избеганием, и отвергают более легкие и часто сверхъестественные отговорки, которыми шизофреники хотят объяснить свое поведение» /154, с. 2/.

Сам он на основе показателя распространенности полагает, что «колебания совершаются в узких пределах, подтверждающих распознание шизофрении во всех культурах», даже если существуют региональные различия внутри каждой группы.

Так, исследование, которым он лично руководил в Ирландии, показывает исключительно высокий процент шизофрении. Интересно, что ни одно из предложенных объяснений (генетические факторы, голодовка в XIX в., культуральные факторы с поздними браками и родами, гипотезы, выведенные из теории двоякого принуждения) не может быть принято, тем более что показатель гораздо более высок на юге острова, чем на севере, где факторы идентичны, и что уязвимость к заболеванию исчезает в случае эмиграции во втором или третьем поколении.

Таким образом, хронизацию шизофрении, если не собственно ее некурабельность, можно было бы рассматривать как ятрогенный эффект, поскольку она была более выражена в странах, где медицина наиболее развита. По крайней мере, надо признать, что в этих странах в отношении критериев выздоровления предъявляются более высокие требования, особенно, что касается социального выздоровления, а также существует меньшая терпимость в отношении сохранившихся остаточных симптомов.

Степень терпимости семьи, оказывается, играет большую роль в развитии болезни, и большие семьи традиционных обществ были гораздо более терпимыми, чем малые семьи западного типа.

Таким образом, исследования ВОЗ отвечали на регулярно дебатировавшийся вопрос о всеобщности шизофрении. E. Fuller Torrey сформулировал его в номере «Schizophrenia Bulletin» за 1973 г., оставив открытым: «Универсальна ли шизофрения? Открытый вопрос» /86/.

Цитата из J. C. Prichard, заимствованная из «Трактата об умопомешательстве» /1835/, которая фигурирует в начале этой статьи, показывает, что уже полтора столетия ранее возникал вопрос о всеобщности помешательства: «…Помешательство существует только в цивилизованных обществах, оно не часто встречается у дикарей, и редко у варваров». ВОЗ подтвердит право всех культур на шизофрению, что до сих пор ограничивалось индустриальными культурами.

«Результаты этих исследований ВОЗ были известны широкой публике во Франции по статье в газете «Монд», обычно мало склонной к сенсационности, которая украсила первую страницу своего номера от 27-28 июля 1986 г. большим заголовком: «Шизофрения, всеобщее умопомешательство». На с. 7, где был помещен конец статьи, этот заголовок изменился следующим образом: «Шизофрения — это всеобщая болезнь, которая никак не зависит ни от общества, ни от семьи»» /68/.