История шизофрении

С другой стороны, руководящие деятели Советской Психиатрической Ассоциации, как в тот период, когда они отрицали злоупотребления, так и тогда, когда они их признали, не завязывали дискуссию, которая могла бы им позволить частично оправдаться, представив некоторые случаи этих незаконных госпитализаций как результат применения ошибочной диагностической категории.

Как мы сказали в предыдущей главе, А. В. Снежневский представил западным психиатрам эту вялотекущую шизофрению как форму дебюта, аналогичную латентной шизофрении E. Bleuler, но имеющую любопытную особенность — не развиваться, оставаясь ограниченной только лишь продромальными проявлениями. Таким образом, проявления, обычно рассматриваемые как шизофренические, в строгом смысле, не появлялись никогда. Эта концепция, которую А. В. Снежневский с М. Вартаняном имели возможность представить более детально по-английски, рассматривалась западными психиатрами как неприемлемая, поскольку она значительно расширяла понятие шизофрении, по мнению франкоязычных психиатров, и так уже чрезмерно расширенное в англоязычных школах. Разумеется, что пациенты, которым был поставлен диагноз латентной шизофрении в Москве, не рассматривались как шизофреники на Западе на основании принятых там диагностических критериев, которые будут вскоре официально закреплены в 9-м издании Международной классификации болезней (МКБ-9).

Превосходный пример этого дает нам экспертиза, проведенная 6 апреля 1970 г., в отношении поэтессы Н. Горбаневской, обвиненной в связи с манифестацией на Красной площади 25 августа 1968 года по статье 190.1 Уголовного Кодекса РСФСР. Если бы обследуемая неоспоримо страдала психопатологическими расстройствами, обуславливающими необходимость медицинской помощи и госпитализации (генетик Ж. Медведев65, который сам был помещен в психиатрическую больницу, и генерал П. Г. Григоренко отмечают, что «замечательное» развитие государственной системы здравоохранения после Октябрьской революции, гарантирующее медицинскую помощь широким массам граждан, позволило также использовать ее в репрессивных целях, когда все медицинские записи предоставлялись в распоряжение судебных экспертов при отсутствии «буржуазной» врачебной тайны), то это должно быть видно при чтении их клинического описания. Но в этом случае, советские эксперты, — говорящие только об «изменениях мышления, эмоций и способностей к критике, характерных для шизофрении», как раз ничего подобного и не показывающих, — делают вывод о шизофрении с медленным развитием. Если нельзя сказать определенно, что это шизофрения, то, наоборот, несомненно, что это «нечто» развивается медленно, потому что через пятнадцать лет, после первых депрессивных проявлений, нет никакого признака диссоциации! Кроме того, эта экспертиза грешит в судебно-медицинском плане, поскольку она не установила связи между действием, повлекшим за собой обвинение, и психической болезнью, могущей его объяснить, в соответствии с принципами, которые защищал тот, имя которого было присвоено институту, в котором проводилась эта экспертиза — В. П. Сербский. И наконец, лечение расстройств, указываемых экспертами, в обосновании вывода о юридической невменяемости, по всей видимости, не требует помещения обследуемой (Н. Горбаневской) в психиатрическую больницу.

Этот пример показывает, что осуждение имевшего место в СССР использования психиатрии в политических целях должно опираться не только на этические соображения, но и на научную критику понятия вялотекущей шизофрении.

Это хорошо понял В. Буковский, который сам был объектом перебранки экспертов, и остроумно рассказывает нам об этом: «Что касается меня, то я рисковал навечно застрять между Москвой и Ленинградом. Борьба между школами психиатрии двух столиц достигала тогда своей высшей точки. Ленинград не признавал ни авторитета А. В. Снежневского, ни его скрытой шизофрении… Вопреки своему желанию я превратился в объект их научной ссоры, и пока она продолжалась, я должен был оставаться запертым. Я не думаю, что Снежневский создал свою теорию скрытой шизофрении специально для нужд КГБ, но она чрезвычайно хорошо отвечала потребностям хрущевского коммунизма».