История шпионажа

Суд начался 14 марта, обвинителем был Главный прокурор Великобритании сэр Реджинальд Меннингем Буллер, к чьему имени прекрасно подходит прозвище «сэр, смеющийся над манерами», чего, естественно, не упустила пресса. Сэр Меннингем Буллер настойчиво пытался преодолеть скуку, возникшую на суде, и собственную склонность к риторике. Восемь дней — необычайно долгое время для суда в Англии, и в драме пяти советских агентов, чья вина была очевидна с самого начала, оказалось совсем не много волнующих моментов.

Было выслушано тридцать свидетелей, которые только добавляли цемент к уже построенной стене доказательств, была также выставка из 120 предметов, начиная от китайских свитков и заканчивая сумочкой мисс Ги. Выступило двадцать агентов МИ-5, которых вызывали по буквам (чтобы не разглашать их имен), они рассказывали о своих наблюдениях.

Агентов вводили из специальной боковой комнаты в углу зала, они исчезали сразу после дачи показаний, поэтому их нельзя было сфотографировать, нарисовать или каким-то образом запомнить.

Первый зал в, здании Центрального криминального суда (Олд-Бейли) отделан светлым дубом, в потолке непрозрачное окно. Подсудимые находились в стеклянной камере напротив судей. За ними была галерея для гостей на 100 мест. Все дни она была полностью занята. Жюри присяжных, в составе которого были только мужчины, сидело напротив обвинителей.

Героем суда стал Лонсдейл, а негодяем — Гоутон. Теперь, когда все знали, кто такой Лонсдейл, наблюдатели говорили, что его невозможно принять ни за кого, кроме русского. По их словам, даже по-английски он говорил со славянскими интонациями, которые ясно доказывали, что английский не был его родным языком. Когда он выступал на суде, то говорил и выглядел тем, кем был на самом деле: русским, который прошел подготовку, чтобы казаться канадцем. В то же время он демонстрировал качества настоящего профессионала. Он как бы отделил себя от суда и на каждое заседание приходил с книгой о шпионах, написанной в XIX веке, «Лотос и Ветер», которую читал, когда ход процесса становился неинтересен.

Ребекка Вест писала в одной из своих статей, что Лонсдейл может быть привлекательным благодаря «отношению к своему физическому состоянию, которое не пострадало в тяжелых условиях. После нескольких недель, проведенных в тюрьме, он выглядел так, как будто мог выйти из Олд-Бейли и пойти на ближайший теннисный корт».

Случайно или по расчету, Лонсдейл смог найти тон в обращении к своим слушателям-англичанам. Он смог стать достойным любви англичан к спортсменам, умеющим достойно проигрывать, сделав заявление в середине суда, в котором брал всю вину на себя, снимая ее с Крогеров. Когда он закончил говорить, в зале Олд-Бейли были слышны крики «браво». Он сказал следующее:

«Я делаю это заявление, потому что не хочу, чтобы по моей вине страдали мистер и миссис Крогер… Крогеры знали, что я снимаю тесную квартиру в доме, ключ от которой был у многих членов обслуживающего персонала. Пользуясь этим извинением, я перевез часть своих вещей в дом Крогеров… Я подарил миссис Крогер лампу и подставки для книг, которые казались обычными предметами в быту. Как вы могли убедиться, в этих предметах были тайники, содержавшие различные объекты, представленные здесь. Поверхностный осмотр покажет, что даже списки позывных были копией тех, что были найдены в моей квартире… Ванной Крогеров я пользовался для работы с фотографией. Некоторые химикаты, найденные в их доме, принадлежат мне. Одно время я проводил опыты по микрофотографированию, и полоса целлофана, найденная в доме, — результат этих опытов…

Пока Крогеры были в отъезде, я соорудил тайник, найденный в основании дома, и разместил там радиопередатчик… Я знал, что, если тайник будет обнаружен, я поставлю Крогеров в очень серьезное положение. Я решил получить поддельные паспорта на тот случай, если возникнет такая ситуация.