История шпионажа времен второй Мировой войны

Оценка ситуации, подготовленная для Гитлера министерством иностранных дел и бюро Розенберга, была подробной и недвусмысленной. В ней безоговорочно утверждалось, что Великобритания лжет и блефует и что Гитлеру опасаться ее вмешательства нечего. Эта оценка была изложена в письменной форме Риббентропом: «Англия никогда не посмеет выступить против фюрера, иначе она будет разгромлена, как и Польша, и, таким образом, утратит свое имперское величие, если же рискнет ввязаться Франция, то истечет кровью у Западного вала».

Чтобы Гитлер вдруг, не дай бог, изменил свои намерения, Риббентроп строго-настрого запретил представлять фюреру все материалы, идущие вразрез с его, Риббентропа, точкой зрения. Он дошел даже до того, что выпустил директиву следующего содержания: «Если я замечу, что какое бы то ни было официальное лицо выразит иное толкование, то лично расстреляю его у него же в кабинете, а ответственность возьму на себя…»

Едва ли приходится удивляться тому, что очень многие представители германской дипломатической службы, которые хоть чуточку опасались за свои головы, принялись торопливо переписывать свои собственные оценки обстановки – так что вполне дезинформированный Гитлер, вступая в войну с Польшей, пребывал в непоколебимой уверенности в собственной безнаказанности.

Но пока нацисты наивно полагали, что сумели запустить в цитадель к британцам образцовых троянских коней, аналогичные коняги имели все возможности бить копытами в их собственном лагере. Надо признать, что британцы проворонили эту неоценимую возможность. Для них в Германии существовало воистину «Эльдорадо» потенциального шпионажа, причем не где-нибудь, а в высших сферах Третьего рейха. Речь идет о весьма пестрой группе профессионалов в различных областях, религиозных лидерах, высокопоставленных служащих, членах высших сословий с вкраплениями кое-где социал-демократов. Все упомянутые люди были настроены крайне антинацистски и отличались прозападным мышлением.

К ним можно по праву причислить отважного и неоценимого Остера, Ульриха фон Хасселя, экс-посла Германии в Италии, ставшего дипломатическим консультантом этой тайной оппозиции, генерала Людвига Бека, уволенного с должности начальника германского Генерального штаба, Карла Фридриха Герделера, бывшего бургомистра Лейпцига, и еще многих других, например, генералов Вицлебена, Фалькенхаузена и Томаса, официальных лиц в различных министерских отделах: Донаньи, Мольтке и Попица, и все они пребывали в чудовищном недоумении и раздражении оттого, что их враждебность и непримиримость к Гитлеру по совершенно непонятным причинам игнорируется британцами.

Среди представителей молодого поколения немецких диссидентов выделялся юрист Фердинанд фон Шлабрендорф. Еще со студенческих дней в Галле он боролся с нацистами. В 1928 году он однажды на одной из их встреч рискнул вмешаться в пламенную речь нацистского оратора, после чего был избит штурмовиками.

У Шлабрендорфа существовали исторические семейные связи с Англией. Он был потомком барона Кристиана Фридриха фон Штокмара, англо-бельгийского государственного деятеля, наставника королевы Виктории и устроителем ее брака с принцем Альбертом. Поэтому антинацистское подполье и решило избрать именно Шлабрендорфа, чтобы тот предупредил Великобританию о грозившей ей опасности. Его специально направили в Лондон донести эту жизненно важную секретную информацию до Уайтхолла[17]. Однако в Лондоне Шлабрендорф убедился, что обе стороны Даунинг-стрит для него закрыты. Это показалось ему более чем странным. В конце концов он все же добрался до лорда Ллойда, заметного политика консервативного толка, но не входившего в кабинет Невилла Чемберлена, и до Уинстона Черчилля. Шлабрендорфа принял в Чаруэлле тот, кого по праву считали голосом Великобритании, но у кого в тот период не было ни властных полномочий, ни ответственности.

Шлабрендорф чувствовал себя не в своей тарелке, стремясь довести цель своей миссии в Великобританию до Черчилля. В конце концов, Шлабрендорф был немцем, но не англичанином, и выходило так, что он, по сути, предавал правительство своей страны. На встрече с Черчиллем в его идиллическом загородном доме он начал беседу со слов: «Сэр, я хочу, чтобы вы поняли, что я не нацист. Я – патриот». Широкая улыбка осветила ангелоподобное лицо Черчилля, и тот ответил: «Я тоже».

Как позже вспоминал Шлабрендорф, он заявил Черчиллю, что «внезапное начало войны неизбежно» и что начнется она нападением на Польшу, и не важно, какие усилия должны быть предприняты для ликвидации кризиса.

«Более того, – продолжал посланник оппозиции Германии, – я порекомендовал ему, что сближение сейчас Англии и России было бы весьма уместным, ибо Гитлер, заключив договор со Сталиным, может гарантировать себе спокойствие в тылу».

Но Черчилль ровным счетом ничего не мог предпринять, заполучив подобную информацию. Миссия Шлабрендорфа провалилась.