История шпионажа времен второй Мировой войны

Но, несмотря на перечисленные успехи, в первой половине 1942 года Рузвельт, делая свое заявление, был в целом прав — у Соединенных Штатов не было аппарата разведки, в котором ведущая держава нуждалась для ведения большой войны. На первом месте в разведке, как указал Эйзенхауэр, стояли военные и военно-морские атташе. И в армии, и в военно-морском флоте военные атташе формируют своего рода элиту, а потом превращаются в группировку. Большая часть их времени уходит на участие в бесполезных церемониях. Они склонны прививать свои собственные воззрения и образ мышления преобладающим тенденциям в странах, где они служат, вместо того чтобы оставаться беспристрастными. Президент Рузвельт, раздраженный не столько их нередкими проявлениями невежества, сколько их печально известной предвзятостью, не скупился на язвительную критику в их адрес.

Ни слова нет в отчете, которое указывало бы на то, например, что капитан Генри X. Смит-Хаттон, военно-морской атташе в Токио, мог ясно предупредить Морское министерство о предстоящей атаке японцев Пёрл-Харбора в декабре 1941 года, несмотря на то что он по собственной инициативе сжег свои коды 5 декабря 1941 года. В его заключительном анализе и оценке неотвратимого будущего он был введен в заблуждение внешним видом некоторых японцев, а копнуть глубже этот человек был просто не в состоянии. В течение дней, непосредственно предшествующих нападению, большое количество японских матросов бродило по улицам Токио и Иокогамы, явно экипажи кораблей, которые, как предполагалось, базировались в Йокосуке[65]. На самом деле эти «матросы» были переодетыми солдатами. Солдат сухопутных войск специально переодели в морскую форму, чтобы ввести в заблуждение потенциальных наблюдателей.

Полковник Айвен Йетс был американским военным атташе в Москве во время вторжения Гитлера в Советский Союз, прилетел обратно в Вашингтон летом 1941 года и представил генералу Маршаллу полностью ошибочную оценку ситуации. В этой связи у Эйзенхауэра был другой характерный, хоть и малозначительный инцидент:

«Рвение, с которым мы ухватывались за каждую крупицу казавшейся нам правдоподобной информации, особенно проявилось с прибытием в Вашингтон полковника Джона Ретея, находившегося в начале войны в Румынии в качестве нашего военного атташе. Полковник был исключительно энергичным офицером, одним из наших лучших атташе. После того как в ноябре 1940 года Румыния присоединилась к державам оси, он был интернирован и через нейтральный порт отправлен в США.

Оперативное управление, узнав о приезде Ретея, немедленно запросило у него сведения о противнике. Полковник был глубоко убежден, что германская военная мощь еще не полностью пущена в дело и она настолько велика, что Россия и Великобритания наверняка потерпят поражение до того, как Соединенные Штаты смогут эффективно вмешаться в войну. По его мнению, у немцев в то время было в резерве 40 000 самолетов с обученными экипажами, готовых в любой момент для ввода в действие. Он считал, что эти самолеты были изъяты из развертываемых сил с целью их использования во время вторжения в Англию. Он также считал, что у немцев достаточное количество резервных дивизий, еще не введенных в боевые действия, чтобы осуществить успешное вторжение на Британские острова.

В оперативном управлении мы не могли поверить утверждениям Ретея относительно находившихся в оперативной готовности 40 000 самолетов. Русские только что остановили немецкие войска под Москвой, и мы были уверены, что никакая армия, обладая оружием такой подавляющей силы, не стала бы держать его в резерве только ради планов будущего использования, особенно когда применение этого оружия обеспечило бы разрушение и захват такого важного объекта, как Москва. Конечно, было очевидно, что если бы немцы действительно располагали столь громадными резервами, то любая попытка вторжения на Европейский континент путем высадки десантов с моря наверняка потерпела бы неудачу».

Ситуация в Управлении военно-морской разведки была живо описана в письме одного удрученного офицера разведки полковника Джона В. Томасона-младшего из Корпуса морской пехоты, который почувствовал, что не может не написать о тех военных днях 1942 года своему находившемуся на службе в море другу:

«Наш отдел напоминает больше какой-то внешний край циклонического шторма. Все разбросано. [Адмирал Эрнест Дж.] Кинг назначен на ту же должность, что и [адмирал Гарольд К. «Бетти»] Старк, поглотив большинство функций последнего: вдруг в нашу Солнечную систему взяли да воткнули еще одну планету первой величины; обе сияют, приводя в недоумение навигатора».