История сионизма

Левые сионисты полагали, что «еврейский вопрос» неразрешим в капиталистическом обществе. Приход большевиков к власти радикально изменил ситуацию. Новый, интернационалистский режим формально запретил дискриминацию национальных меньшинств; прозвучали обещания изменить уклад социальной жизни евреев и изыскать для них возможность производительного труда; кроме того, не исключалась некая форма культурно-национальной автономии. Казалось, что конец антисемитизма не за горами, а если так, то бессмысленно покидать социалистическое государство ради чужой страны, явно далекой от столь прогрессивной стадии социально-политического развития. Обсуждая эту тему, русская и палестинская партии «Поале Сион» разошлись во мнениях. Палестинская «Поале Сион» давно уже отказалась от ортодоксального бороховизма; для нее не могло быть и речи о вступлении в коммунистический Интернационал. В результате русская «Поале Сион», сбросив «реформистский балласт», вступила в прямые переговоры с Коминтерном, которые продлились год и посеяли семена дальнейшего раскола в рядах этой партии. Некоторые ее члены («Еврейская коммунистическая партия») готовы были вовсе отказаться от сионизма; другие настаивали на синтезе коммунистических и сионистских идей. «Еврейская коммунистическая партия» в конце концов влилась в ряды Коммунистической партии Советского Союза, превратившись в Еврейскую секцию (Евсекцию) КПСС, учрежденную в период, когда Сталин был наркомом по делам национальностей: таким способом большевики пытались решить специфическую проблему неассимилировавшихся евреев-коммунистов. Евсекция просуществовала довольно долго, но большинство ее ведущих деятелей были ликвидированы в ходе «чисток» 1930-х гг.

Та же часть «Поале Сион», которая не пожелала поступиться своей независимостью, доживала свои дни в Советском Союзе, превратившись в крошечную пассивную группу, не представляющую угрозы для властей; в конце концов в 1928 г. она была распущена. Лидеры ее постепенно эмигрировали в Палестину. Такие деятели, как Эрем, Абрамович, Нир, Ицхаки и Зерувавель, в Восточной Европе имели определенное влияние, но в Палестине они оказались генералами без армии. Своим доктринерским подходом как к идеологическим вопросам, так и к повседневным политическим проблемам, своим неприятием идеи сельскохозяйственных поселений и тем фактом, что они предпочитали идиш ивриту, эти деятели с самого начала ограничили свое политическое влияние. Было нечто трогательное в их преданности партии, в их неустанных попытках пропагандировать старые идеи в неблагоприятном окружении, во внутренних спорах по поводу эзотерических тонкостей марксизма-бороховизма, в страстной полемике о «правильном отношении» к событиям в дальних недосягаемых странах, на которые эти люди не могли оказать ни малейшего влияния. Они вечно дискутировали по проблемам революционной стратегии и пролетарского единства и спорили о том, следует ли организовать народный фронт, в то время как численность их сторонников не превышала нескольких сотен. Воззрения «Хашомер Хацаир» нередко оказывались столь же абсурдными, но она опиралась на молодежное движение и сельскохозяйственные поселения, а также успела приспособиться к палестинским реалиям, тогда как члены «Поале Сион», выражаясь метафорически, покинули Россию, но так и не добрались до Эрец-Израиля. Подобно меньшевикам в изгнании, они постепенно утратили остатки своего влияния, превратившись в «живое ископаемое», вымирающий рудимент некогда полнокровного социалистического движения[440].

Тот факт, что большинство членов русской «Поале Сион» предпочли пойти на уступки и сдаться, было бы несправедливо считать проявлением слабости или идеологической нестойкости этой партии перед лицом большевизма. Ведь и другие еврейские партии повели себя так же. Многие еврейские социалисты не устояли перед искушением связать свое будущее с более многочисленным и мощным движением, тем более что единственной альтернативой были тотальная изоляция, политические репрессии, обыски, экономические и политические санкции и — в конце концов — арест. Ибо сионисты, согласно советским догмам, были не просто «национал-уклонистами», а еще и агентами британского империализма, и доказать обратное было невозможно — даже полной поддержкой курса международной политики Советского Союза. Антисионистский «Бунд» сдался еще раньше, чем «Поале Сион»: в апреле 1920 г. он сменил название на «Коммунистический Бунд» и изменил идеологическую платформу. А год спустя был предпринят последний, роковой шаг: «Бунд» присоединился к Евсекции. И даже немарксистские группы (например, социал-сионисты) испытывали симпатию к активному характеру молодого советского режима. «Мы были очарованы дерзостью большевиков, которые твердо решили воплотить свои идеи в реальность», — писал один из социал — сионистов много лет спустя[441].