Выйдя из Исполнительного комитета, Жаботинский намеревался на некоторое время вообще удалиться от политической деятельности, однако это было невозможно. По складу своего характера он просто не был приспособлен для жизни вне политики. Он чувствовал себя обязанным письменно или устно реагировать на события в сионистской политике и нуждался в постоянном общении со своими читателями и слушателями. Его пригласили войти в редколлегию журнала «Рассвет», одного из ведущих печатных органов русского сионизма, который теперь превратился в рупор позиции Жаботинского. Но влияние его статей было ограниченным, несмотря на все их стилистические и идейные достоинства. Мысль о создании политической партии и молодежного движения посетила Жаботинского во время путешествия по Латвии и Литве в конце 1923 г. После публичной речи в Риге, посвященной вопросам сионистской политики, Жаботинского пригласили выступить перед местной ассоциацией еврейских студентов; при этом его предупредили, что он не имеет права проповедовать экстремистские взгляды и сеять недовольство среди молодежи, если не намерен призвать эту молодежь к реальным действиям: «Либо молчите, либо организуйте партию»[471]
. По возвращении Жаботинский написал своему другу, что увидел поколение молодых людей, в которое стоит верить, и что он принял твердое решение привлечь их к борьбе за дело сионизма. Именно в Риге родилось ревизионистское молодежное движение «Бетар» — на основе местной молодежной организации, названной в честь Трумпельдора.Теперь Жаботинскому предстояло сформулировать основные положения ревизионизма, как он назвал новое движение по совету одного из своих помощников. Поначалу ревизионизм не мыслился как новая радикальная партия. Жаботинский намеревался подвергнуть критическому пересмотру не сам сионизм, а только его нынешний политический курс. Ревизионисты считали себя единственными истинными наследниками традиции Герцля—Нордау в политическом сионизме — в отличие от официального руководства сионистской организации, которое так долго шло на уступки, что окончательно отклонилось от этой традиции. Жаботинский и его последователи были максималистами: они требовали не только «Палестину для евреев», но и «постепенной трансформации Палестины (включая Трансиорданию) в самоуправляющееся государство под эгидой еврейского большинства»[472]
. Ревизионисты считали единственно возможной именно такую трактовку термина «национальный дом», использованного в Декларации Бальфура и в мандате. Поскольку Трансиордания — неотъемлемая часть территории Палестины, то и ее следует включить в сферу еврейской колонизации. Британскую «Белую книгу», в 1922 г. ограничившую возможности интерпретации Декларации Бальфура, сионисты приняли скрепя сердце, поскольку надеялись, что благодаря этому Декларацию признают палестинские арабы. Но поскольку арабы так и не признали Декларацию, то «Белая книга» 1922 г. больше не имела для сионистов ни малейшей ценности.В 1926 г. Жаботинский сформулировал первую цель сионизма как создание еврейского большинства в Палестине — к востоку и к западу от Иордана. Мечтать о нормальном политическом развитии на базе демократического парламента можно будет лишь по достижении этой цели[473]
. А конечной целью сионистского движения является полное разрешение «еврейского вопроса» и возрождение еврейской культуры. Жаботинский категорически отвергал тезис о том, что не следует открыто провозглашать цели сионизма. Поздно проповедовать минимализм: ведь даже арабы уже отлично осведомлены о «Еврейском государстве» Герцля. Играть в конспирацию и скрывать свои истинные цели не просто бесполезно, а вредно: ведь таким образом сионизм сбивает с толку не врагов, а друзей. Чтобы создать еврейское большинство в Палестине, Жаботинский предложил развернуть широкомасштабную иммиграцию в объеме 40 000 человек в год в течение двадцати пяти лет. Если включить в число задач колонизацию Трансиордании, то объемы иммиграции можно увеличить до 50–60 тысяч человек в год. Жаботинский утверждал, что Трансиордания испокон веков была частью еврейской Палестины; кроме того, плотность населения в ней гораздо меньше, а следовательно, она более перспективна для колонизации.