Эта позиция была революционной в том отношении, что Жаботинский требовал создания еврейского государства в то время, когда к этому не призывал открыто ни один из лидеров сионизма. На этой ранней стадии Жаботинский, по-видимому, еще не стремился к полной независимости от сионистской организации. Однажды он заметил, что термин «государство» употребляется в разных значениях: Франция — государство, но и Небраска или Кентукки — тоже государства[474]
. Государство необязательно подразумевает полную независимость. Но если о степени самоуправления можно еще вести переговоры, то один решающий вопрос не подлежит обсуждению — вопрос создания еврейского большинства в Палестине[475]. В этом отношении Жаботинский резко расходился с Вейцманом, который (во время того сионистского конгресса, где Жаботинский открыл дискуссию об «Endziel» — «конечной цели») заявил в интервью одному журналисту: «Я не принимаю идею создания еврейского большинства в Палестине и не сочувствую ей». Это заявление вызвало громкие протесты в рядах сионистов, а спустя несколько дней послужило одной из причин поражения Вейцмана. Но политика Жаботинского от этого не стала более приемлемой для большинства на конгрессе.Жаботинский не закрывал глаза на «арабскую проблему». Он считал сопротивление арабов сионизму и еврейской колонизации вполне естественным и неизбежным явлением. Однако поскольку положение арабов на Ближнем Востоке было вполне стабильным, а евреи в Европе стояли перед лицом катастрофы, то требования евреев были бесконечно более обоснованными с моральной точки зрения. Ревизионизм не стремился к сокращению численности арабов. Жаботинский и его последователи полагали, что после создания еврейского большинства в Палестине там сохранится вполне внушительное арабское меньшинство. Жаботинский в своей программе утверждал, что в еврейском государстве между евреями и арабами будет «абсолютное равенство» и что, если пострадает какая-то одна часть населения, то это нанесет ущерб всей стране[476]
. Арабы будут сражаться с сионистами до тех пор, пока неевреи не воздвигнут «железную стену». Тогда, и только тогда, арабы наконец поймут, что уничтожить сионизм не удастся, что с ним придется смириться и жить в согласии. Если превращение Палестины в еврейское государство оправдано с моральной точки зрения, то сопротивление этому процессу не может иметь никаких оправданий. Отсюда — нежелание Жаботинского идти на уступки «несправедливым» требованиям арабов, в особенности по вопросу создания еврейского большинства, необходимость которого была для главы ревизионистов неоспоримой. В целом, политика Жаботинского по арабскому вопросу была основана на принципе «или — или». Точно так же в свое время он подходил к построению отношений с Британией и к проблеме создания еврейской армии. Или у евреев есть право на собственное государство, а значит, сопротивление арабов аморально; или у них нет такого права, а значит, все сионистское движение лишается цели и смысла. Подобная драматизация сложных политических проблем являлась эффективным риторическим приемом, однако проблемы и на самом деле были крайне сложны, как с моральной, так и с политической точки зрения, и освещать (а тем более — решать) их категорическими заявлениями такого рода было бы некорректно.Жаботинский так никогда и не отступился от своего требования создать еврейскую армию — пусть даже маленькую. Почему английские налогоплательщики должны платить за оборону евреев в Палестине? Рано или поздно они откажутся нести эту ответственность; да и британское правительство не обязано, с моральной точки зрения, обеспечивать евреям безопасность. Сионисты должны либо внести свой вклад в самооборону — людьми и деньгами, — либо вовсе отказаться от своих политических требований. Маленький Еврейский легион, состоящий всего из трех батальонов (около 3000 человек), будет обходиться не более чем в 120 тысяч фунтов стерлингов в год. И это вовсе не окажется бесполезной тратой денег, как заявляли противники Жаботинского. Напротив, создание еврейской армии — это необходимая предпосылка для колонизации страны.