История сионизма

Жаботинскому не удалось убедить конгресс принять ясную и недвусмысленную формулировку «конечной цели». Вейцман также потерпел поражение на конгрессе, но политика сионистской организации по существу не изменилась. Руководство перешло не к Жаботинскому, как ожидали некоторые, а к Соколову. Решением большинства резолюцию Жаботинского даже не вынесли на голосование, из-за чего разразился скандал. Гроссмана, желавшего сделать заявление от имени ревизионистов, криками заставили замолчать. Тогда Жаботинский встал на стул и с возгласом: «Это уже не сионистский конгресс!» — разорвал свою карточку делегата и больше не появлялся на сессиях.

Это была беспрецедентная ситуация. Страсти накалились сильнее, чем когда-либо, но большинство лидеров ревизионизма по-прежнему были настроены против выхода из сионистской организации. Правда, незадолго до конгресса на встрече в Булони было решено, что ревизионистская партия преобразуется в независимую всемирную организацию, если конгресс не примет ее резолюцию относительно еврейского государства. Но даже после бурных сцен на конгрессе в лондонском штабе ревизионистов оставались сомнения по поводу того, стоит ли решиться на последний судьбоносный шаг. В знак протеста Жаботинский на несколько месяцев отстранился от активного руководства и вернулся на свой пост только в сентябре 1931 г. Тем временем в ревизионистской прессе продолжались дебаты о преимуществах и недостатках выхода из сионистской организации. На встрече в Кале в конце сентября 1931 г. лидеры ревизионизма пришли к компромиссному соглашению: ревизионистская партия больше не будет считаться частью сионистского движения, однако вопрос о создании новой, независимой организации следует отложить до лучших времен. Отдельные члены ревизионистской партии могли по желанию участвовать или не участвовать в сионистском движении, а на 5-й конференции ревизионистов, состоявшейся в августе 1932 г. в Кале, это компромиссное решение было подтверждено вопреки желанию Жаботинского.

В 1931 г. отношение Жаботинского к Англии изменилось к худшему. «Декларация Бальфура вырождается в антисионистский документ! — заявил он. — С точки зрения евреев, английская политика сама лишила себя права на осуществление мандатных полномочий… кое-кто все еще надеется, что Англию можно принудить к радикальному изменению политического курса. Другие убеждены, что нашему союзу с Англией пришел конец». И снова Жаботинский занял «центристскую» позицию. Большинство членов исполнительного комитета ревизионистской партии полагали, что союзу с Британией еще не пришел конец, тогда как среди палестинцев и членов ревизионистских молодежных движений быстро нарастали недовольство британской политикой и раздражение нерешительностью Жаботинского. Но Жаботинский готов был почти любой ценой предотвратить раскол в рядах своих соратников. Он даже согласился отдать четыре места из пяти в новом исполнительном комитете людям, которые не разделяли его позицию, — Гроссману, Мачоверу, Штриккеру и Соскину. Но поскольку разногласия касались фундаментальных проблем, то сохранение единства партии было обречено. К началу 1933 г. стало очевидно, что раскол неизбежен. Коллеги Жаботинского не соглашались с его мнением, что партийная дисциплина должна стоять выше дисциплины сионистской. Для Жаботинского же их позиция была неприемлема. Подчинение сионистской дисциплине подразумевало необходимость воздерживаться от независимых действий, что, с точки зрения Жаботинского, означало политическое самоубийство. Дискуссия зашла в тупик. На партийном совете в Каттовице в марте 1933 г. обе стороны надеялись на прорыв и достижение окончательного решения этого вопроса. Однако дело окончилось еще большей путаницей: большинство возражало против позиции Жаботинского, но не хотело исключать его из партии[489].