Чтобы принять окончательное решение и перейти Рубикон, Жаботинскому понадобилось еще несколько дней на размышление. 23 марта он объявил, что принимает лично на себя руководство движением, приостанавливает работу всех исполнительных органов партии и создает новый временный исполнительных комитет. В то же время он призвал всех членов партии принять участие в выборах на 18-м сионистском конгрессе. Это, по словам его биографа, был «тактический шедевр». Он наголову разбил своих оппонентов, обезоружив их своим временным отказом от выхода из сионистской организации. Смещенные руководители ревизионистской партии громогласно возмущались автократическим поведением Жаботинского. Гроссман сравнил его с восточной танцовщицей, исполняющей танец живота: «Мне трудно понять, как можно примирить демократические принципы с диктатурой одного-единственного человека, который на глазах у всего мира выворачивает свой плащ наизнанку, как восточная Nackttänzerin…»[490]
. Но если бывшие руководители были настроены против Жаботинского, то этим же удачным ходом он завоевал поддержку рядовых членов партии. Не возникало сомнений в том, что ревизионистское движение предпочтет Жаботинского его бесцветным коллегам — не только в ходе предвыборной кампании, но и в предстоящих, более важных политических битвах. Оптимизм Жаботинского основывался на результатах выборов в конгресс: его сторонники получили 46 мест, а противники — всего семь. В рядах ревизионистской молодежной организации «Бетар» Жаботинский пользовался ошеломляющей поддержкой: 93 % членов этой организации выразили доверие своему лидеру. Соперничающая фракция, которую возглавил Гроссман, организовала Еврейскую государственную партию, однако она была лишена массовой поддержки и четко выраженного политического курса[491]. Несколько лет эта партия влачила жалкое «растительное» существование, а после II мировой войны, когда ревизионисты снова влились в ряды Всемирной сионистской организации, вместе с ними вернулась и партия Гроссмана.В 1933 г. Жаботинский как политический лидер стал неуязвим. Казалось, он наконец добился полной политической свободы. Новый исполнительный комитет ревизионистской партии целиком состоял из его сторонников. Но было не совсем понятно, как поступить с появившимися у него неограниченными полномочиями. Лишившись своих старейших лидеров, ревизионизм заметно изменился. Возросло влияние новых сил — «Бетар» и палестинцев. С приходом к руководству новых лидеров в последующие годы партия постепенно становилась все более радикальной — и этот процесс не всегда протекал в удобном для Жаботинского направлении.
Колыбелью молодежного ревизионистского движения была Рига. Местные активисты определяли себя как «часть легиона, который возникнет в Эрец-Израиле»[492]
. Потребовалось несколько лет, чтобы «Бетар» пустила корни на польской почве, где впоследствии сосредоточились основные силы этой организации. У ее главного соперника, «Хашомер Хацаир», в Польше были мощные позиции, но со временем «Хашомер Хацаир» активно включилась в политическую деятельность, отвернувшись от молодежных движений и превратившись в крайне левую партию. И тогда возросла сила «Бетар», проповедовавшей «монизм» («неразбавленный» сионизм). В отличие от «Хашомер Хацаир», «Бетар» была не элитарной, а массовой организацией, и ее ряды были открыты не только для студентов высших учебных заведений, но и для молодых людей всех профессий и слоев общества[493]. Из Польши «Бетар» распространила свое влияние во многие другие евреопейские страны; ее филиалы возникли и в США, и, разумеется, в Палестине.