Состав этой «доски почета» можно оспорить, и кажется несколько опрометчивым сравнивать отношение Фрейда и Гейне к своим собратьям-евреям с отношением к ним Троцкого и Розы Люксембург. Последние двое потерпели неудачу именно потому, что были «евреями без корней» и не понимали, насколько глубоки национальные чувства в Германии и России; в результате их стремление к интернационализму оказалось почти бессмысленным. Троцкий писал в автобиографии, что с самого раннего детства не мог понять националистических страстей и предрассудков, что они вызывали у него отвращение. Роза Люксембург в 1917 г. жаловалась своей подруге Матильде Вурм: «Зачем ты говоришь о своих особых еврейских бедах? Мне так же жаль несчастных индейцев в Путумайо, негров в Африке… Я не могу найти в своем сердце отдельный уголок для гетто». В этих словах Роза Люксембург довольно прозрачно намекает на свое истинное отношение к евреям: она, как и некоторые другие евреи-революционеры, проявляла признаки уже знакомого нам феномена — еврейской ненависти к себе. Трудно представить себе, чтобы Ленин, при всем своем интернационализме, отзывался с таким же презрением об «особых русских бедах». Дойчер — по крайней мере, теоретически — осознавал эту дилемму: он упоминал об уязвимости еврея-космополита. Но никакого ясного ответа на вопросы, мучившие евреев-революционеров того времени, он дать не мог. Неприязнь Дойчера к сионизму основывалась, в конечном счете, на либеральной критике еврейского национального движения. Последователь галицийского рабби из Гера предстал в облике современного «протестующего раввина» — социалиста, непоколебимого в своей уверенности в том, что мир движется прочь от национального суверенитета в сторону интернационализма и что евреи должны услышать благую весть о мире завтрашнего дня и об универсальной эмансипации человечества, должны избавиться от ложного воодушевления патриархальным национализмом. Вера в особую духовную миссию евреев должна быть заменена чисто светским кредо. Однако призыв к интернационализму звучал у Дойчера далеко не так убедительно, как в трудах социалистов до 1914 г. Тогда гораздо легче было питать радужные надежды в этом отношении, чем после 1945 г. Должно быть, Дойчер чувствовал, что его критика национализма может заметно повлиять на некоторых евреев, однако никак не на русских, китайцев или представителей других национальностей. Легче было опровергать сионизм, чем предложить альтернативу ему, ибо у «нееврейского еврея» в роли первопроходца и апостола интернационализма в отчетливо националистическом мире было не так уж много шансов на успех.
Все, что говорилось о критике сионизма со стороны либералов и сторонников ассимиляции, можно повторить и применительно к социалистической и коммунистической критике. Марксисты объясняли антисемитизм, главным образом, экономическими причинами, однако они соглашались с либералами в том, что ассимиляция евреев весьма желательна, и осуждали сионизм за его попытки затормозить этот неизбежный процесс. Подобная позиция не была лишена последовательности и выглядела более убедительно, чем многие сионистские идеи. Но главная слабость марксистов состояла в том, что им приходилось надеяться на отдаленное будущее, не имея возможности разрешить «еврейский вопрос» в настоящем. Марксистский призыв к еврейским труженикам и интеллектуалам участвовать в классовой борьбе в тех странах, где они живут, не мог быть применен практически в Германии 1933 г., поскольку воплощение этого призыва было сопряжено с почти непреодолимыми препятствиями. Сионисты разделяли огорчение марксистов и либералов тем, что эмансипация евреев встретилась с таким количеством непредвиденных сложностей. Деятели сионистской организации могли бы согласиться и с тем, что слишком позднее появление еврейского национального движения на исторической сцене — это плохо; если бы еврейское государство возникло в XIX в., проблем было бы гораздо меньше. Сионисты не стали бы спорить и с тем, что национальное государство — это не конечная цель человеческой истории, а лишь промежуточный этап. Но до тех пор, пока этот этап не окончился, что делать евреям в тех странах, где ассимиляция невозможна?