Принятие мандата Великобританией и создание мандатной администрации открыли новую главу в анналах истории сионизма. В период 1918–1921 гг. будущее Палестины еще оставалось туманным, ничего еще не было решено окончательно. Правда, в 1917 г. прозвучало заявление об общем политическом курсе, однако было неясно, что именно в результате него последует. Только в 1921 г. был установлен план действий на много лет вперед. Процесс отхода от мандатных обязательств начался довольно рано, но развивался медленно. В Лондоне все еще верили, что можно найти способ для примирения национальных интересов евреев и арабов. Арабы избрали политику отказа от сотрудничества, которая время от времени приносила им определенные выгоды, но в целом отрицательно сказалась на их деятельности. Сионисты же держались достаточно уверенно, не упуская достигнутых ранее политических успехов. Никаких крупных ошибок они не совершали, и даже в ретроспективе сомнительно, чтобы при иной политике им удалось достичь лучших результатов. Правда, многие сионистские деятели чересчур оптимистично смотрели в будущее. В то время им казалось, что впереди — длительный период мирного строительства, в результате которого постепенно возникнет еврейское государство. Они соглашались с тем, что торопиться некуда, а также переоценивали готовность Англии придерживаться условий мандата даже перед лицом набирающей силу арабской оппозиции. Однако «сотни тысяч иммигрантов», о которых так часто рассуждали сионистские ораторы, так и не материализовались, и это стало главной причиной уязвимости сионистов в последующие годы. Впрочем, возникает вопрос: могли ли евреи приезжать в Палестину беспрепятственно, если бы захотели? Границы многих государств в послевоенный период еще не были четко закреплены, и политическое будущее Ближнего Востока все еще висело в воздухе. Не было никакой уверенности в том, что арабы смирятся с массовой эмиграцией и колонизацией в этот период «междуцарствия». Ведь даже нескольких тысяч иммигрантов, которые все же добрались до Палестины, оказалось достаточно, чтобы вызвать у арабов возмущение и пробудить в них страхи. Кроме того, массовое переселение евреев в Палестину за период в 2–3 года сразу после Декларации Бальфура могло бы завершиться провалом и в связи с огромными практическими трудностями, которые встали бы на пути осуществления такой цели. И все же это был шанс, хотя и маленький. И такому шансу не суждено было повториться.
С окончанием войны мировое сионистское движение возобновило политическую деятельность внутри еврейской общины. В военные годы эта деятельность почти полностью сошла на нет, поскольку была объявлена нелегальной (как в Российской империи до свержения царского режима) и потому, что многие сионисты были призваны в армию. Первыми к работе вернулись немецкие сионисты: не прошло и двух месяцев после окончания войны, как они созвали конференцию и чрезвычайно подробно, хотя подчас и отвлеченно, обсудили будущее иммиграции и колонизации Палестины, затронув даже такие вопросы, как национализация земли[662]
.Среди главных тем, обсуждавшихся на этой конференции, был вопрос о форме и скорости колонизации Палестины. Раппин выразил надежду на то, что годовой объем иммиграции будет составлять 20 000 семей, половина из которых займется сельским хозяйством. Это была самая низкая по тем временам оценка — и, как выяснилось впоследствии, самая реалистичная. Главным противником Раппина выступил Дэвис Тритш, излагавший еще на довоенных сионистских конгрессах весьма оригинальные планы колонизации Палестины. Тритш много лет разрабатывал в деталях различные программы массовой иммиграции, но эксперты или вовсе игнорировали их, или отзывались о них с пренебрежением. Однако в ретроспективе аргументы Тритша кажутся более вескими, чем полагали большинство его современников: вопреки советам, которые давали в то время почти все эксперты, Тритш отстаивал необходимость введения методов интенсивного сельского хозяйства. Более того, в свете характерной для евреев нехватки опыта в сельскохозяйственных работах, а также по другим причинам Тритш считал чрезвычайно важным развивать в Палестине промышленность, чтобы страна была готова принять как можно больше иммигрантов. Раппин и другие специалисты полагали, что для обустройства одной семьи иммигрантов необходимы капиталовложения порядка 1000–1500 фунтов стерлингов. В ответ на это Тритш замечал, что таких больших денег у сионистов нет и не будет, поэтому следует развивать более дешевые методы колонизации. Слабость аргументации Тритша, безусловно, состояла в том, что промышленность также требовала значительных инвестиций, а указать на потенциальных инвесторов он не мог, равно как и другие сионистские деятели[663]
.