В Иерусалиме Бен-Гурион добился больших успехов в борьбе за собственную интерпретацию новой программы; здесь его коллеги оказались более податливыми. Билтморская программа была не только эмоциональной реакцией на потребность евреев в свободе и независимости, как отметил Иегуда Бауэр. Она также указывала возможный выход из хаоса, воцарившегося в рядах сионистов после начала войны. Несколько членов иерусалимского исполнительного комитета сомневались в ее реалистичности. Каплан считал Билтморе — кую программу просто лозунгом, а Шерток называл ее утопией. Но все сходились на том, что еврейский народ не должен молчать в то время, когда другие нации смело выдвигают свои требования. В нынешних обстоятельствах, без сомнения, лучше было попросить слишком много, чем слишком мало. Если вся Западная Палестина действительно сможет стать еврейским государством, это будет прекрасно; если же нет, всегда можно будет сформулировать новый вариант программы. Палестинские сионисты были согласны с Бен-Гурионом в том, что сионистский максимум теперь превратился в сионистский минимум и что если даже Билтмор — всего лишь политический лозунг, то этот лозунг, несомненно, актуален и силен.
Сионистский Комитет Действия одобрил Билтморскую программу на собрании 19 ноября 1942 г. двадцать одним голосом против трех (при трех воздержавшихся). В оппозиции оказались главным образом члены «Хашомер Хацаир» — на том основании, что страны Европы воспримут новую политику сионизма как освобождающую их от ответственности и что мандатное правительство в любом случае не предоставит реальной независимости йишуву. Это был веский аргумент, ибо если Англия не желала выполнять даже условия мандата, то казалось просто немыслимым, что она поможет сионистам создать еврейское государство. Кроме того, «Хашомер Хацаир» заявила, что Билтморская программа основана на том предположении, что никакого удовлетворительного решения «арабского вопроса» не существует, а с такой точкой зрения «Хашомер Хацаир» согласиться не могла, по-прежнему считая идею двухнационального государства реальной альтернативой конфликту. Но поскольку эта партия в то же время настаивала на том, что контроль над еврейской иммиграцией не должен зависеть от доброй воли арабов, и поскольку такой доброй воли просто не существовало, то предложение «Хашомер Хацаир», при всей его теоретической привлекательности, было лишь очередным упражнением в политическом красноречии.
Дебаты продолжались и после 1942 г., но в свете уничтожения европейского еврейства они становились все более и более беспочвенными. В Билтморе Вейцман подсчитал, что от рук немецких нацистов может погибнуть около 25 % центральноевропейских евреев[808]
. В ноябре 1942 г. до Палестины дошли известия о том, что спорадические погромы уступили место систематическому физическому истреблению европейских евреев. В декабре того же года государственный департамент США подтвердил, что уже погибло два миллиона евреев, а еще пять миллионов находятся под угрозой уничтожения. Билтморская программа основывалась на предположении, что к концу войны появятся миллионы беженцев. После ноября 1942 г. стало ясно, что этих «миллионов беженцев» к концу войны уже не будет в живых.«Но в то же время эмоциональная подоплека этого плана становилась все напряженнее. Уже не стоял вопрос о том, должен или не должен еврейский народ получить свой дом, свое государство… В момент, когда Билтморская программа утратила свою политико-дипломатическую ценность, сильнее зазвучали сами страстные призывы, на которых эта программа была основана»[809]
.Как сторонники, так и противники Билтморской программы ошибались, считая ее важной поворотной точкой в истории сионизма. Ее положения так и не воплотились в жизнь, поскольку программа была основана на нереалистичных предпосылках. Не принесла она и особого вреда, вопреки опасениям критиков. Черчилль, например, вовсе не выказал возмущения требованиями, изложенными в этой программе. В апреле 1943 г. он писал секретарю министерства колоний, что всегда считал «Белую книгу» актом подрыва доверия и что большинство в военном кабинете никогда не согласились бы на практическое проведение такой политики. Арабы в любом случае ожидали от сионистов самого худшего и не нуждались в Билтморской программе для подтверждения своих подозрений. В конечном счете Билтмор оказался не политической программой, а символом, лозунгом, в котором отразилась радикализация сионистского движения под влиянием войны и огромных утрат, постигших еврейский народ. Он стал лишь предвестником острого послевоенного конфликта с британским правительством.