История сироты

Я смотрю на яму, на пустое плоское пространство. Ужас охватывает меня и оседает камнем в желудке. Люк не придет.

Как такое возможно? Мы ведь точно договорились. Меня охватывает паника. Возможно, с ним что-то случилось. Я видела его всего несколько часов назад. Он просил, нет, умолял, чтобы я пошла с ним, и был так счастлив, когда я сказала да. Он передумал и решил, что мы с Тео – это слишком тяжелая обуза. Или, возможно, Астрид была права все это время. Я застыла у холодного темного карьера, слезы щиплют мне глаза. Я такая глупая, и меня снова бросили.

Затем что-то касается моей щеки. Тео поднимает взгляд на меня, его мягкие пальчики тянутся ко мне, как в ту ночь в лесу, когда я забрала его из вагона. Воспоминания о той ночи вспышками появляются у меня в голове: маленькие крепко сжатые кулачки, которые никогда не раскроются, руки тянутся к маме, которой больше нет. Картины, которые я не могу держать в себе. Изо рта раздается всхлип. Я не плакала, когда мой отец открыл дверь и выставил меня на мороз, без вещей, с одним лишь кошельком в руках. Не плакала, когда увидела вагон украденных младенцев, мертвых и умирающих. А теперь слезы текут ручьем, и я горюю по всему одновременно. Прикладываю ладони к глазам, пытаясь остановить видения, но это не помогает. Эта ночь и этот вагон останутся со мной навсегда. Я спасала Тео не только ради него самого, это был мой шанс хоть как-то искупить вину.

Возможно, у меня все еще есть шанс на искупление. Я вспоминаю Астрид, она стоит передо мной, протягивая мне пропуск на свободу. Она так зла, не думаю, что она готова будет отдать мне его теперь. В глубине души я не хочу забирать у нее единственный шанс на выживание. Но я обязана попытаться ради Тео.

Я смотрю на небо. «Нет пути назад», – сказала однажды Астрид. Она права. Я больше не могу рассчитывать на Люка, так же как не могла рассчитывать и на свою семью. Я найду место, где Тео будет в безопасности, где у него не отнимут цирк, лишь потому что он еврей, где люди не будут смотреть на него косо. Мне нужен не Люк, и даже не родители. Мне нужен свой собственный дом.

Я оглядываюсь в сторону шатра. Если я уйду сейчас и попаду на финальный поклон, никто, кроме Астрид, не поймет, что я уходила. Я могу спросить ее о пропуске после выступления. Я перекладываю Тео на другой бок. Теперь он плачет навзрыд, его крики прорезают ночь, пока я иду по склону прочь из карьера.

– Ш-ш-ш, – утешаю его я. И в последний раз с надеждой оглядываюсь в сторону, откуда должен был прийти Люк. Не увидев никого на том месте, я разворачиваюсь и иду обратно к цирку.

Я снова у шатра. Но вспомнив о том, какая ярость была на лице Астрид, когда я уходила, я замедляюсь. Что я могу сказать, чтобы она простила меня? На заднем дворе я слышу музыку последнего номера, радостные звуки труб, мелодия поднимается наверх. Цирк собирается для финального поклона. За занавесом вижу площадку, на которой обычно стою я, и представляю озадаченное лицо Герды, которая должна стоять рядом. Она, должно быть, удивится, увидев, что меня нет на месте. Меня переполняет тоска, я должна пойти туда, к месту, которому я принадлежу, в последний раз стоять со своей цирковой семьей. И хотя мне грустно, что Люк не пришел и мы все равно скоро уйдем, я не могу не радоваться, что я снова дома.

Но когда я приближаюсь к шатру, мое счастье куда-то исчезает. В воздухе стоит странный запах, как будто кто-то перегрел карамельную кукурузу, только сильнее. В носу защипало – это запах гари. Где-то – и очень близко – начался пожар. Я вспоминаю бомбардировку, звуки которой мы услышали во время нашего номера. Бомбы не попали по ближайшим сооружениям, но, возможно, дело в осколке или даже в сигарете, беспечно выброшенной на пол. Пожар в шатре? Мы всегда так заботились о безопасности. Поднимая глаза наверх, я вижу, как на ткани совсем рядом с центральной мачтой что-то мерцает: пламя становится больше прямо у меня на глазах. Никто, похоже, еще не заметил: ни зрители, остающиеся в шатре, ни артисты, выходящие из него. Никто, кроме меня.

Я хватаю Тео покрепче и сломя голову бросаюсь к шатру.

Глава 26 Астрид

Я стою на площадке над ареной. Одна, снова одна.

После того, как Ноа ушла, я забралась вверх, на площадку. «Скатертью дорожка», – хотела сказать я, представив, что она уйдет. Но теперь я чувствую, как меня раздирает от этой потери. Но в этот момент я проклинаю не ее, а себя. Как я ненавижу себя за то, что снова позволила себе о ком-то переживать. Вспоминаю Эриха, который меня бросил. Я хорошо запомнила урок, который получила в тот день, когда покинула Берлин, впечатала его себе в голову, давно пора было понять: единственный человек, на которого я могу положиться – это я сама.

«Тут – то же самое», – думаю я. Теперь, когда Ноа ушла, я могу спокойно воспользоваться документами и поехать к своему брату. После финального поклона я уйду, чтобы никто не заметил моего отсутствия. Я отгоняю мысли о Ноа и Тео в сторону и думаю о Жюле, который ждет меня.