История сироты

Через пару минут дорога выходит на широкое плоское поле, разделенное лишь небольшим скоплением деревьев вдали. Повозка резко останавливается, с нами не церемонятся. Я вылезаю первой, подаю руку Ноа. Но она смотрит мимо меня, ее глаза широко распахнуты. Возведение шатра такое же увлекательное зрелище, как парад, и не только потому, что это бесплатно. Поле заполнено целой армией рабочих с палатками, металлическими шестами и веревками. Цирку нужно больше рук, чем мы можем привезти с собой, и это хорошие новости для тех местных, кто хочет подзаработать. Люди с закатанными рукавами, потные, стоят по периметру растянутого и привязанного к кольям брезента, который покрывает все поле.

– Чувствую себя бесполезной от того, что просто стою здесь, – говорит Ноа, спустившись с повозки. – Нам нужно помогать или что-нибудь делать?

Я качаю головой.

– Пусть они делают свою работу.

Мы будем возводить шатер не лучше, чем рабочие – качаться на трапеции.

Вся подготовительная работа сделана, но настоящее шоу приберегли для толпы. Сейчас запрягут слонов, которые не были частью процессии – их привезли сюда сразу из поезда. Они по команде начинают идти из центра в разные стороны, приводя головную мачту в вертикальное положение. Затем выводят лошадей, которые поднимают более короткие металлические шесты так, что они встают на нужные места, и все начинает подниматься, как феникс из пепла. На месте, где всего пару секунд назад не было ничего, возникает палатка размером с огромный тренировочный зал в Дармштадте. Конечно, зрители видят это год за годом, однако вся толпа разом вздыхает от удивления и искренне аплодирует. Ноа смотрит на это безмолвно, она испытывает благоговейный трепет, впервые увидев, как поднимается шатер. Тео, который в этот момент пожевывал свои пальцы, издает одобрительный взвизг.

Рабочие переходят к укреплению шестов, и публика начинает расходиться.

– Пойдем, – говорю я, глядя в сторону шатра. – Нам надо тренироваться.

Ноа не двигается, нерешительно глядя то на меня, то на ребенка.

– Мы были в пути почти два дня, – жалуется она.

– Знаю, – отвечаю я, начиная раздражаться. – Но у нас есть всего пара часов перед тем, как начнется подготовка к первому выступлению. Ты должна хотя бы раз потренироваться под куполом.

– Нужно покормить Тео, а я совсем выбилась из сил, – практически хнычет она, и это снова напоминает, какая она еще юная. Всего на секунду, но я вспоминаю, как это было, когда я хотела заниматься чем-то другим, выглядывала из окна тренировочного зала и видела девочек, прыгающих через скакалку, мечтая присоединиться к ним.

– Хорошо, – уступаю я. – Даю тебе пятнадцать минут. Отдай его Эльси. Встретимся под куполом.

Я ожидала, что она снова возразит мне, но она не делает этого. На лице у нее расцветает широкая улыбка, полная благодарности, как будто ей подарили большой подарок.

– Спасибо, – говорит она. Пока она несет Тео в сторону поезда, я оглядываюсь на шатер. Я уступила не только ради Ноа. Рабочие все еще укрепляют шесты, трапеция еще не готова. И она будет лучше репетировать, если сможет сконцентрироваться на полете, а не на переживаниях о Тео.

Когда Ноа исчезает в поезде, все мои сомнения вдруг возвращаются ко мне. Она стала сильнее с тех пор, как отпустила гриф и полетела, это было в прошлом месяце. Но она все такая же неопытная. Выдержит ли она ежедневные выступления под прожекторами и пристальными взглядами зрителей?

Я захожу в шатер, вдыхая запах сырой земли и влажного дерева. Это один из моих любимых моментов каждый сезон, когда все в цирке свежее и новое. Внутрь просочились и другие артисты – жонглеры, акробаты отрабатывают свои номера. Петра нигде не было видно. Не репетирует ли он где-нибудь в одиночку, чтобы его никто не увидел и не осудил за политический номер, который герр Нойхофф запретил ему?

Петр говорил об этом пару дней назад.

– Герр Нойхофф пытается уговорить меня изменить номер, сделать его мягче. Но это его уничтожит.

– Знаю, – ответила я. – Он и со мной об этом говорил.

– Что ты думаешь? – Обычно Петр уверен в себе. Но сейчас у него встревоженное лицо, я вижу, что он правда не знает, как быть.

Он готов обдумать этот вопрос только ради меня.

– Не ограничивай себя.

Я не хочу, чтобы он жертвовал своим искусством из-за моего положения, а потом винил бы в этом меня.

Рабочие только что закончили укреплять трапецию. Бригадир, Курт, велел им сделать это до установки посадочных мест и другого оборудования, зная, что я захочу потренироваться сразу же. Я подхожу туда, где он обсуждает с двумя работниками то, под каким углом устанавливать лавки.

– Земля уже выровнена? – спрашиваю я. Он кивает. Это очень важно для трапеции. Небольшая неровность может повлиять на скорость нашего полета, нарушив точность наших привычных движений, из-за чего я могу не успеть подхватить Ноа.