Я неловко ухожу, выхожу и вагона вслед за ней, радуясь, что смогла сбежать от гнева Астрид.
В следующий вечер я стою одна в гримерке, отдельно от других девушек. Астрид здесь нет, и, несмотря на тепло и шумную болтовню, в вагоне без нее пусто. Она не разговаривала со мной со вчерашнего дня, даже на тренировке. Она не спит в нашем вагоне, думаю, она уходит спать к Петру. Когда я проходила мимо нее в поезде, я хотела сказать что-то, чтобы исправить ситуацию. Но я не смогла найти слов, и она прошла мимо, ничего не говоря и отводя глаза.
Теперь я все делаю сама: макияж, канифоль, бинты, мои руки работают над тем, над чем раньше работали руки Астрид. Когда я полностью одета и готова, я ухожу из вагона в сторону шатра. Я просматриваю программу на афише при входе. Мой номер перенесли в первую половину представления, чтобы дать Герде больше времени, она должна и Астрид заменить и к собственному номеру подготовиться. Когда я вижу афишу без Астрид, события вчерашнего дня и ее гнев, вызванный моим предательством, обрушиваются на меня с новой силой. Ее убрали из программы – из-за меня. У меня поджимает желудок, сначала от чувства вины, потом от ужаса. Как я смогу выступать без нее?
Когда я обхожу шатер, чтобы попасть на задний двор, на самом краю ярмарки я вижу человека. Он стоит отдельно от собирающихся на выступление зрителей, носком своего ботинка ударяет по земле. Я вдруг узнаю его, это Люк. От удивления я останавливаюсь, отпрыгнув назад, за угол. Что он здесь делает? Он говорил, что, возможно, придет на выступление, но я не думала, что он и правда это сделает. И я совсем забыла о нем, переживая о том, что Астрид убрали из программы.
Но вот он здесь, всего в нескольких метрах от меня. Мое сердце переполняет восторг, больше, чем следовало бы. Я иду к нему, затем останавливаюсь. Он незнакомый мне человек, и из-за него я чувствую себя некомфортно. Снова прячусь в тени шатра. Он в накрахмаленной белой праздничной рубашке, его темные волосы еще влажные, только что причесаны, и сейчас он кажется еще более привлекательным, чем в день, когда мы встретились. Однако ему, похоже, неловко там стоять, он опустил голову и смотрит на происходящее лишь краем глаза. Чувствует себя не в своей тарелке, уже совсем не тот уверенный в себе парень, которого я встретила в городе. Я хочу подойти к нему. Но времени мало, и нас не должны увидеть вместе.
На задний двор начинают подтягиваться другие выступающие, и когда они собираются, Люк исчезает из вида. Глядя на то, как он исчезает в толпе, я чувствую болезненный укол совести и борюсь с желанием пойти за ним. Вдруг он подумает, что приходить сюда было ошибкой, и решит уйти?
Оглядывая артистов, которые делают растяжку и готовятся к выступлению, я замечаю, что Астрид здесь нет. Здесь собрался почти весь цирк, но без нее в пространстве как будто образуется дыра. Я выступала всего несколько раз, ведомая ее сильными руками. Я не смогу продолжать одна.
Через несколько минут звенит звонок, и я тороплюсь занять свое место на заднем дворе. Подглядываю в зал. На первом ряду сидит Люк, и я удивляюсь, как ему удалось заполучить такое место, да еще и так быстро. Его руки сложены на поясе, он смотрит на арену перед собой без эмоций. Я хочу подбежать к нему или хотя бы помахать. Но оркестр уже закончил настраиваться, и в шатре становится абсолютно темно. Первая нота доходит до крещендо, и вот представление начинается. Я выглядываю еще раз. Люк наклоняется вперед на своем месте, и в его глазах танцуют огоньки, когда он следит взглядом за выступающими нарядными наездницами. Я смотрю, как он наблюдает за их элегантными, едва прикрытыми телами, и во мне просыпается ревность.
Первая половина, обычно увлекательная и быстрая, длится целую вечность. Чтобы занять себя чем-то, я рассматриваю зрителей. За Люком сидит маленькая девочка с блестящими светлыми волосами, держит в руках куклу. На ней накрахмаленное розовое платье, и, глядя на то, как она расправляет его, я понимаю, что это ее лучший наряд, который достают лишь несколько раз в году по особым случаям. Мужчина рядом с ней, видимо, ее отец, дает ей рожок со свежей сахарной ватой, она откусывает ее, и ее щеки растягиваются в удивленной улыбке. Ее глаза неотрывно следят за представлением.
Арена снова пуста, и тогда на нее выбегают клоуны. На сцену выходит Петр и начинает свой политический номер, тот самый, который запретил герр Нойхофф. Он и правда делает его. Глядя на это, я вдруг чувствую раздражение: как он может выбрать свое искусство, зная, какому риску подвергает Астрид и всех нас? То, что Астрид не выступает, не значит, что она в безопасности. Дети смеются над его кривлянием, не понимая подтекста. Но взрослые молчат, некоторые неловко ерзают на своих местах. Пара людей покидает шапито.
Клоуны заканчивают свой номер под жидкие аплодисменты. Теперь наша очередь. Мы с Гердой идем к арене, пытаясь найти дорогу в темноте.