История сироты

Мужчина смотрит на него, не веря своим ушам.

– Месье, ей четыре года. Вы ведь не предлагаете мне оставить ее одну?

– Тогда возьмите ее с собой. Сейчас же, – командует полицейский.

Отец крепко берет девочку за запястье, пытаясь уйти до того, как их уведут насильно. Но девочка сопротивляется, начинает рыдать и падает на землю, не замечая грязи, которая впитывается в ее платье. Теперь он отчаянно пытается утихомирить ее, чтобы не допустить вмешательства полицейских. По цирку проносится шепот. Горожане, без сомнения, уже видели, как забирают детей. Но чтобы отца с невинным ребенком уводили прямо с представления… Один из полицейских тянется к дубинке.

Я хочу закричать: «Прекратите!» Я должна сделать что-то. Не отдавая себе отчета в том, что я делаю, я иду к лестнице на правой стороне арены и забираюсь на нее. Оказавшись наверху, я ловлю взгляд дирижера и киваю ему. Его глаза широко раскрываются от удивления. Этого нет в программе. Затем он поднимает палочку. Оркестр вступает, начиная играть оживленную мелодию, и прожектор останавливается на мне. Краем глаза я вижу, что полицейские остановились и смотрят на меня. Астрид где-то в дальнем краю шатра машет мне руками, подавая знак, чтобы я спускалась вниз.

Я прыгаю с площадки, раскачиваясь выше, чем когда-либо. И что теперь? У меня нет ловитора, а просто качаясь туда-сюда, я не смогу удерживать их внимание долгое время. Отчаявшись, я отпускаю перекладину. Сжимаюсь в комочек и делаю один кувырок, затем второй, после чего устремляюсь вниз. Нет ничего, что поймает или предотвратит мое падение. Ровно перед приземлением на сетку, я вытягиваюсь, принимая лежачее положение, как учила меня Астрид, на случай если я упаду. Так я замедляю падение. Направляю нижнюю часть своего тела вниз, чтобы удар пришелся на нее, а не на ребра или шею.

Во время моего падения раздается вздох.

– Mon dieu[30]! – кричит чей-то высокий голос в толпе. Я ударяюсь о сетку, и мою голову мотает вперед и назад. Я лежу, оглушенная ударом, мне слишком больно двигаться.

Я оставляю глаза закрытыми. Чувствую на себе руки, меня поднимают и уносят с сетки, как уносили Йету, когда она упала. Но когда я оказываюсь на земле, я стряхиваю с себя эти руки и не без труда пытаюсь встать сама. Каким-то образом, несмотря на высоту и скорость, с которой я падала, я ничего себе не сломала, хотя у меня все болит. Сработало ли это? Я делаю изящный реверанс, и овации нарастают. Краем глаза я замечаю, как отец уносит дочку из палатки, пока полицейские отвлеклись.

– Клоуны, затем слоны, – слышу я команды герра Нойхоффа. Астрид однажды сказала, что у него есть план, как подвести представление к концу, не завершая его слишком резко. Я иду из палатки, мои ноги так трясутся, что я едва нахожу точку опоры.

Потом ко мне подходит Астрид, она выскользнула из дальнего края шатра и прошла вокруг него.

– Ты в порядке? – спрашивает она, и я рассматриваю незнакомое выражение на ее лице, похожее на гнев. Беспокойство. Она волнуется за меня – даже после всего, что я сделала.

У меня на глаза наворачиваются слезы. Она была в такой ярости, сначала из-за того, что я рассказала герру Нойхоффу, затем из-за того, что я добавила движение в номер.

– Прости, – говорю я, мой голос срывается. Я так хочу исправить все, восстановить мир между нами. – Я совсем не хотела обидеть тебя.

– Я знаю, – говорит она. – Все в порядке.

– Правда? – Я поднимаю взгляд.

Она кивает.

– Правда. – По ее глазам я вижу, что она меня простила.

– Прости меня, – повторяю я, мне нужно сказать это снова. Я заливаюсь слезами, и она притягивает меня к себе, позволяя моим слезам намочить ткань ее платья.

Через некоторое время я выпрямляюсь, вытирая глаза.

– Вот только… Ноа, ты должна быть осторожна, – говорит Астрид, когда я привожу себя в порядок. Ее голос мягок, но глаза серьезные. – Слишком многим мы рискуем теперь. – Я понимаю, что она говорит о Люке и об опасности, которую он может на нас навлечь.

Из шатра к нам подходит Петр, и по его выражению я понимаю, что он зол.

– Дура! – выплевывает он. – Теперь из-за тебя у цирка будет еще больше проблем. О чем ты думала, приглашая того мальчишку?

Я удивлена: я ожидала, что он, как и Астрид, будет ругать меня за то, что я сделала на трапеции. Но при всем том, что только что произошло, он все еще в ярости из-за сына мэра, возможно, потому что Люк не побоялся выступить против него, предупредив его насчет его номера. Конечно, он беспокоится из-за опасности, грозящей Астрид. Но мне хочется заметить вслед за Люком: если Петр так беспокоится о ней, возможно, ему не следовало бы исполнять номер с пародией на немцев.

Я не решаюсь.

– Я не звала его, – возражаю я. – Он сам пришел. Хотел посмотреть представление.