Между тем Неаполь предавался ликованию. Принц Леопольд прибыл 22 мая из Вены; когда он отправился вознести благодарность покровителю города святому Дженнаро – чье изображение предсказуемо начало кровоточить, как нельзя более вовремя, – очевидцев поразила простота одеяния принца (они успели привыкнуть к опереточному блеску мундиров Мюрата). Это изумление в полной мере разделил двор, который наблюдал за преображением королевского дворца, произведенным Каролиной; дворец заполняли мебель и картины, которые она привезла из Елисейского дворца в Париже – и не задумываясь бросила ради собственного спасения[158]
.Седьмого июня Фердинанд высадился в Портичи, после сильного шторма, который он в шутку приписал козням Каролины. Король радовался, словно ребенок, то смеялся, то плакал, и пообещал возвести большую церковь в честь святого Франциска из Паолы, который, по легенде, раскинул свой плащ, точно парус, и данным чудесным способом пересек пролив между Калабрией и Сицилией[159]
. Официальное вступление в Неаполь оказалось не менее трогательным: огромная толпа приветственно махала и ликовала, а по королевским щекам бежали слезы. Очевидная и искренняя радость Фердинанда была неаполитанцам куда милее всей утонченности Иоахима Мюрата; вот перед ними, наконец-то, их законный король, которого они знали и любили более полувека. Менее двух недель спустя, 19 июня, появление Фердинанда в королевской ложе (оперный театр Сан-Карло специально украсили и осветили) было встречено оглушительной овацией.Ликование, пожалуй, сделалось бы еще более бурным, прознай кто-либо о событии, случившемся накануне. Наполеон Бонапарт потерпел поражение при Ватерлоо. Оставалась лишь тень былого наполеоновского владычества: Мюрат, который бежал на Корсику. В начале октября он высадился в Калабрии, в маленьком порту Пиццо. Почему он продолжал верить, будто ему довольно показаться народу, чтобы все вокруг кинулись его поддерживать, мы вряд ли поймем; так или иначе, в одиннадцать часов утра в воскресенье он высадился в Пиццо в очередном роскошном мундире и призвал следовать за собой. Как и следовало ожидать, призыв обернулся катастрофой. Мюрата арестовали, продержали несколько дней в замке, что господствовал над городом, судили по обвинению в разжигании гражданской войны и в выступлении с оружием против законного короля и 13 октября расстреляли в главном зале замка. Он встретил конец, как сообщалось, с образцовой храбростью, отказался от табурета и от повязки на глаза – и сам отдал команду стрелять.
Глава 14
Карбонарии и Quarantotto
Окончательное возвращение в Неаполь позволило королю наконец-то озаботиться собственным титулом. Он именовался одновременно Фердинандом III Сицилийским и Фердинандом IV Неаполитанским, что смущало умы и сбивало подданных с толку. 8 декабря 1816 года он официально принял титул Фердинанда I, короля Обеих Сицилий. Как мы уже видели, не было ничего принципиально нового в этой концепции, которая возникла в свое время благодаря упорству Карла Анжуйского, который продолжал претендовать на титул короля Сицилии даже после того, как остров отошел короне Арагона после Сицилийской вечерни. Кроме того, Венский конгресс постановил, что королевство Обеих Сицилий в дальнейшем должно действовать как единое государственное образование. На самой Сицилии это постановление встретили не то чтобы радостно – ведь из него вытекали отмена, после всего четырех лет действия, сицилийской конституции и теоретической независимости острова; а в будущем данное решение сулило (далеко не впервые в истории) превращение Сицилии в провинцию Неаполя. С финансовой точки зрения отъезд двора из Палермо тоже нанес острову тяжелый удар. Торговля расширялась в значительной степени, количество иностранных предпринимателей (львиную долю среди них составляли британцы) неуклонно росло, но теперь многие из них поспешили перебраться на материк. Британское коммерческое влияние ныне ощущалось в основном лишь в двух ключевых отраслях – виноторговле (в западной Сицилии, вокруг города Марсала) и добыче серы, которая становилась все важнее по мере развития промышленной революции.