Сицилийцы тоже радовались. За двадцать лет после Вечерни они изрядно настрадались, но одного принципа придерживались непоколебимо: ни при каких обстоятельствах они не собирались принимать французское или анжуйское правление. Арагонский дом, с другой стороны, был для них вполне приемлемым: после первых столкновений в те дни, когда король Педро только высадился на острове, разногласия почти сгладились, а Федериго приобретал все больше популярности. Вдобавок островитян воодушевили те обещания, которые прозвучали на коронации. Федериго поклялся созызвать парламент каждый год, на День Всех Святых; обязался не покидать остров, не объявлять войну и не заключать мир «без ведома и согласия сицилийцев». Все налоги отныне устанавливались законом или согласовывались парламентом. Тот факт, что Федериго более не имел интереса к землям на Апеннинском полуострове, рассматривался исключительно как преимущество; это означало, что его подданные перестанут чувствовать себя людьми второго сорта, ведь теперь правитель сможет сосредоточиться сугубо на местных заботах.
Но война Сицилийской вечерни имела последствия далеко за пределами Сицилии. Ее отголоски ощущались по всей Европе. Со смерти Фридриха II в 1250 году и до коронации принца Генриха Люксембургского в 1312 году никто не короновал императоров Священной Римской империи, и потому папский престол поначалу обратился к наиболее могущественному государю Европы, Карлу Анжуйскому, с просьбой «подкрепить» этот титул материальными ресурсами. Карл, однако, не сделал ничего подобного; хуже того, он вскоре сделался настолько же опасным для церкви, насколько были для нее опасны Гогенштауфены, беззастенчиво манипулировал своими соотечественниками Урбаном IV и Климентом IV и в полной мере воспользовался трехлетней «пустотой» папского престола, к возникновению которой сам был причастен. Благодаря одновременному отсутствию папы и императора он мог заниматься своими делами совершенно беспрепятственно. Правда, двое последующих пап – Григорий X и Николай III, – будучи итальянцами, отказались становиться покорными марионетками французов; но, несмотря на их противодействие, Карл продолжал считать себя будущим императором – причем как Запада, так и Востока, поскольку Византия едва начала восстанавливаться после Четвертого крестового похода и вряд ли сумела бы оказать сопротивление многочисленному войску анжуйского претендента.
Благодаря жителям Сицилии это войско так никогда и не собралось; Византийская империя просуществовала еще почти два столетия, а сам Карл в итоге потерпел жестокую неудачу – и увлек за собой в падение средневековое папство. Европа – точнее весь христианский мир – перестала быть прежней. И хорошо усвоила урок. Более трехсот лет спустя король Франции Генрих IV попытался напугать испанского посла, похвастался тем, какой урон он может причинить итальянским владениям Испании. «Я буду завтракать в Милане, а пообедаю в Риме», – заявил он. На что посол ответил с улыбкой: «Тогда ваше величество наверняка окажется на Сицилии к вечерне».
Глава 8
Господство Испании
Для Сицилии четырнадцатого столетия мир оставался понятием, как говорится, относительным. Условия договора в Кальтабеллоте достаточно ясно давали понять, что анжуйцы не отказались от своих притязаний на остров и готовы забрать Сицилию обратно после смерти Фридриха III; война возобновилась в 1312 году и продолжалась с перерывами следующие шестьдесят лет. В те годы нередко случались набеги, порою перераставшие в полномасштабные нашествия, и значительные участки побережья и внутренних районов временно переходили из рук в руки. Сражения вспыхивали повсюду – известно, что войска Фридриха несколько раз высаживались на материк. Тем не менее постоянно присутствовало ощущение, что это все не всерьез. Сама неопределенность положения подрывала энтузиазм. В Мессине, где всегда были сильны симпатии к французской стороне, торговля с Калабрией и Неаполем сулила заманчивые перспективы; кроме того, возникала дополнительная возможность утереть, так сказать, нос Палермо. Многие миролюбивые сицилийцы наверняка спрашивали себя, не будет ли возвращение анжуйцев небольшой ценой за установление мира.