История смерти. Как мы боремся и принимаем

^{Рис.6 Хавьер Бардем в роли Рамона Сампедро в фильме «Море внутри»}

Споры об эвтаназии всегда упираются в оценку того, кто решился на ассистируемое самоубийство. Являлась ли жизнь Рамона, полная физических страданий и лишений, но такая активная и яркая в духовном смысле, жизнью нормального человека? Человек он или уже не совсем? За время своего якобы недостойного и ужасного существования Рамон смог сделать гораздо больше значимого для мира, чем когда был простым моряком. Будучи прикованным к кровати, он стал всемирно известным и продемонстрировал необычайную силу духа, вдохновляющую миллионы людей. Его проект эгоистической смерти стал мощным публичным высказыванием: гимном индивидуализма, символом борьбы за свободу личности.

Пример Рамона напоминает и историю Стивена Хокинга, физика с мировым именем, который на протяжении всей жизни боролся с болезнью Лу Герига, приковавшей его к инвалидному креслу и лишившей не только движения, но и способности говорить. Несмотря на нее, Хокинг продолжал писать книги, вел активную социальную жизнь и общался с людьми посредством синтезатора речи. Ученый умер в возрасте 76 лет, и вопрос о том, была ли его полная физических лишений жизнь достойной, я считаю риторическим.

Проблема третья: права индивида

Рене Декарт, подаривший европейской цивилизации концепт свободы воли и понятия «субъект» и «индивид», не знал, что открывает ящик Пандоры. Постепенно европейская общественно-политическая мысль дошла до того, что субъект имеет права и может за них бороться, в итоге вся дальнейшая история западной цивилизации крутилась вокруг субъектов, которые занимались именно этим; постепенно дело дошло и до права на смерть [54].

По большому счету, современные сторонники эвтаназии выступают против неравенства (потому что смерть уравнивает всех) и за право на автономность (потому что жизнь человека принадлежит только ему и он сам должен решать, что с ней делать). Если субъект физически не может принять решение — например, находится в коме, — это право переходит к его близким, которым он неким сакральным образом делегирует свою субъектность. Чтобы оспорить или согласиться с такой точкой зрения, нужно выяснить, является ли право на принятие решения о прекращении жизни врожденным и неотчуждаемым (например, данным Богом) или же оно даруется государством и только после соответствующего решения (в результате общественного договора, когда между участниками распределяется набор прав и обязанностей). Кроме того, нужно разобраться, в какой момент и почему мы решили, что любой человек обладает полной свободой воли.

Если предположить, что право распоряжаться собственной жизнью даруется в результате общественного договора, выходит, что государство превращает право на жизнь в обязанность жить. Тогда выходит, что, пока государство не разрешит вам распоряжаться жизнью, этого права у вас не будет. Философ Мишель Фуко, рассматривая эвтаназию в рамках своей концепции биополитики (предполагающей, что политическую власть необходимо понимать как физическое управление людьми), отмечает, что отказ от жизни есть нарушение договорных отношений человека и государства. Добровольный отказ от жизни противоречит природе политической власти, обязанность которой — заведовать жизнью граждан [55].

До Фуко тот же логический парадокс сформулировал Джон Стюарт Милль. В эссе «О свободе» Милль писал, что главная ценность человеческой жизни — свобода выбора; соответственно, запрещены могут быть только поступки, лишающие личность этой опции. Выходит, что общество должно пресекать попытки отказаться от свободы, будь то добровольная продажа себя в рабство или самоубийство. Милль наметил связь между свободой и обязанностью, которая в ХХ веке станет непомерно крепкой. Так, важный современный аргумент против эвтаназии — ее потенциально негативное воздействие на общество. Некоторые, к примеру, полагают, что легализация эвтаназии может затормозить развитие медицинских технологий и поддерживающей терапии, снизить число хосписов и отбросить назад паллиативную помощь. Соответственно, она представляет угрозу системе здравоохранения.

В 2010 году австралийский врач-активист Филип Ничке инициировал рекламную кампанию за легализацию эвтаназии. По ночному телевидению должны были крутить видеоролик, в котором пожилой, неизлечимо больной человек размышляет о принятых в жизни решениях: профессия, семья, хобби. В конце ролика старик, глядя в камеру, произносит: «Почему вы не даете мне выбора теперь?» В конце рекламы на экран выводится сообщение: «85% австралийцев поддерживают легализацию эвтаназии, а правительство — нет». Рекламная кампания не была одобрена телеканалами.