История смерти. Как мы боремся и принимаем

Кейтлин не одинока в своем стремлении переосмыслить отношение к смерти. Она и ее сторонники — часть более широкого общественного движения за осознание смерти (Death awareness movement). В него входят люди из самых разных сфер — от работников хосписов, онкопсихологов и креативных похоронных предпринимателей, продающих биоразлагаемые урны для праха, до блогеров, фотографов, представителей нью-эйдж-движений и сторонников крионики или биохакинга. Все эти люди заявляют о своем праве переосмыслять смерть и создают новые площадки для диалога: тематические сайты (вроде TalkDeath), офлайн-встречи (например, Международный симпозиум смерти, проходящий в Торонто, Канада) [183], лектории и даже так называемые death cafe — встречи, на которых люди собираются в обычных кафе, чтобы в течение пары часов поговорить о смерти за чашкой чая и куском пирога [184]. В последние несколько лет попытки анализировать отношение к смерти проявляются и в России: в 2015 году был основан научный журнал «Археология русской смерти», который возглавил автор этой книги; на 2020 год в нескольких городах России (Москва, Санкт-Петербург, Ростов-на-Дону, Воронеж) открылись и успешно работают death cafe; темой смерти стали интересоваться СМИ.

^{Рис.30 В 2011-м Джон Андервуд открыл первое death cafe. В «Кафе смерти» люди встречаются, чтобы поговорить о смерти и умирании, выпить кофе и съесть кусок пирога. Предполагается отсутствие авторитетов — о смерти могут говорить все и что угодно. Death cafe работают в России с 2016 года}

Обобщая все эти начинания, можно смело утверждать, что смерть в последние годы стала популярной и модной темой, и о ней говорят самые разные люди по всему миру. Но с чем связан этот бурный интерес и рост движений «энтузиастов смерти»? Откуда они взялись, что их объединяет и что стоит за публичными дискуссиями? Действительно ли со смертью в современном мире что-то не так?

Что не так со смертью

«Энтузиастов смерти» трудно назвать монолитным движением. Один из ведущих мировых исследователей смерти Кен Дока справедливо определяет его как «аморфную, не структурированную сеть индивидов, организаций, различных групп и даже институций, которые имеют отношение к теме смерти» [185]. Но есть ли что-то общее у множества разных инициатив?

На мой взгляд, существует несколько важных черт, которые объединяют представителей разных движений, осмысляющих смерть.

1) Неукротимое желание публично говорить о смерти. Более того: требование признать, что говорить о смерти может кто угодно и как угодно.

С развитием общества смерть стала сложным и многосоставным действием, в которое вовлечены самые разные институции: государство, церковь, медицина, политики, бизнес и многие другие. В результате, как мы увидели в первых шести главах этой книги, умирающие и мертвые оказываются на перепутье различных дискурсов. При этом, по мнению «энтузиастов смерти», смерть должна быть деколонизирована, то есть избавлена от монополии доминирующих институций. С чего врачи и священники взяли, что знают о смерти больше, чем кто-то другой? Как их социальный статус и властная позиция влияют на их мнение о смерти?

Впервые в европейской истории права на публичный и экспертный «разговор о смерти» заявляют сразу множество децентрализованных групп активистов. Так, в середине 2019 года появился сайт, целиком посвященный вопросам деколонизации смерти, — Radical Death Studies [186]. Цель ресурса, согласно манифесту,— «возвращение смерти самим людям». В манифесте также указано, что современному миру стоит быть более внимательным к дискриминации в вопросах смерти и чаще говорить о том, как умирают представители маргинализированных обществом групп. В конечном итоге сторонники RDS, среди которых — исследователи, активисты, журналисты, художники и музыканты, призывают пересмотреть отношение к смерти, которое сформировано белой христианской культурой.

2) Пересмотр табуированного отношения к смерти; признание смерти естественной.