История со счастливым концом

— Подлый лживый мир! — выругался Пеэтсон, дав на сей раз волю своему голосу. Никто не подслушивает, никто не покачает осуждающе головой. Здесь, в этом безлюдном сосновом бору он может чувствовать себя свободно. Восстать против мира. Продемонстрировать, что никакой он не прекраснодушный тюфяк, с которым любой хам может поступить, как ему заблагорассудится.

На кладбище полно народу. В основном женщины среднего и старшего возраста. Да, как правило, они живут дольше своих мужей, с завистью отмечает Пеэтсон, но тут в голову приходит, что вообще-то умереть первым — это довольно большое преимущество. Он догадывается, что после смерти супруга жизнь становится грустной и сложной. Ничто уже не идет так, как раньше, все меняется.

Участок с могилами отца-матери каким-то непостижимым образом будто испарился. Пеэтсон останавливается посреди дороги и пытается хоть как-то сориентироваться. Весной деревья были голыми и окрестности выглядели совсем иначе. Правда, отца хоронили летом, но с той поры прошло слишком много времени. Собственно говоря, он здесь больше и не появлялся. Даже понятия не имеет, осел ли уже могильный холмик. После того, как он несколько раз прочесал предполагаемую часть кладбища, пришлось от своего намерения отказаться, и он решает прийти сюда как-нибудь в другой раз вместе с семейством брата.

Ноги устали и гудят, он садится отдохнуть возле чужой могилки. Под этим пятачком земли покоятся Лийде и Август Каськ. Над ними обработанная граблями площадка, белая свежевыкрашенная скамейка, а перед надгробным камнем посажены красные цветы. Внезапно мысль прийти сюда вместе с семьей брата кажется сомнительной. Он ведь не представляет, как все сложится, когда он потребует продажи дома. Свояки до дележа братья… В детстве они с братом часто ссорились. Когда Пеэтсон уехал учиться в другой город, отношения потеплели. Поверхностно. (Именно, поверхностно! — радуется Пеэтсон точно найденному слову.) Их обоих не особенно волнует, как складывается жизнь брата, что с ним будет, — да и с какой это стати должно быть иначе?

— Вовсе не должно… — успокоенно шепчет Пеэтсон. Просто одна семья обеднеет, а другая станет богаче. Дело надо бы провернуть втайне от Эллен. Ни к чему ей все это знать. А в один прекрасный день у меня появится возможность разыграть из себя Деда Мороза: женушка, вот тебе отдых на Канарах, тебе, сынок, новехонькая «ауди». Пусть радуются!

Пеэтсон приходит в умиление, образ счастливого семейства настолько трогает что-то в глубине его души, что на глаза наворачиваются слезы.

— Ерунда какая-то… — решительно говорит он спустя мгновение, пытаясь справиться с порывом сентиментальности. Но не тут-то было. Выходит, я их люблю, думает он, еще больше умиляясь. Да и кого мне еще любить. Они единственные в этом мире, кому есть до меня дело. И до кого есть дело мне.

За каменной оградой кладбища начинается дюнный песок, поросший низкорослыми соснами. Подальше высятся бетонные коробки домов и начинается город. Пеэтсон еще помнит время, когда этих домов и в помине не было. Они кого-то на этом кладбище хоронили (родственника? соседа?). Он пошел бродить между могилами. Залез на каменную стену и посмотрел вниз. Врезавшаяся в детскую память картина и сейчас всплывает перед глазами: огромное светящееся песчаное поле, опоясанное темным лесом, а за ним (переливается?) лазоревое море.

Сейчас там песок с низкорослыми соснами, плотно опоясанный бетонными зданиями.

Что-то не то с этим видением, думает Пеэтсон. Отсюда невозможно было увидеть море. Скорее всего, два его воспоминания причудливым образом сплелись воедино. Сейчас за оградой свален мусор. Раскидан он и между сосен. Кто-то возится возле проржавевшего остова разбитого автомобиля. Это женщина. Та самая, что напомнила соученицу.

Так все-таки одноклассница или совершенно незнакомый человек? Гонимый странным любопытством, он перелезает через стенку и подходит ближе. Женщина наливает в маленькую миску воду из пластмассовой канистры и моет руки. Меж камнями она развела костер (из шишек?). Тоненькая струйка синего дыма разматывается вверх из-под видавшего виды чайника. Вместо отсутствующих стекол на окнах остова машины натянута пленка. Очевидно, женщина там спит.

Спит там?! — остолбенел Пеэтсон.

Он вдруг вспоминает услышанную где-то или прочитанную новость, что каких-то людей (асоциалов?) выгнали из бывшего общежития на улицу, и теперь они живут в лесопарке.

Из-за ветвистой сосны Пеэтсон следит за манипуляциями женщины. Когда недавно, глядя на ее амебное передвижение, он решил, что это наркоманка или алкоголичка, то теперь он уже так не думает. Действия женщины кажутся осмысленными. Она понимает, что делает, вот только движения какие-то заторможенные, вроде как безжизненные. Она значительно старше Пеэтсона и уж наверняка никак не может быть его бывшей одноклассницей.