3. Но было ли поистине справедливым дело, которому благоприятствовали боги? Вот вопрос, на который долгое время трудно было ответить историку, оставаясь беспристрастным, — как в Англии, так и в Америке. Английские историки считали Американскую революцию преступным мятежом; американские — одной из глав Священной истории. «Они были склонны, — пишет англичанин Поллард, — рассматривать эти времена как золотой век Америки, за которым не последовало никакого грехопадения. В лице Вашингтона человечество достигло всех возможных совершенств; избранный народ освободился от рабства и покинул Египет с десятью заповедями — Декларацией прав… В таком тоне обсуждать значение этого события невозможно. „Отцы революции“ стали „отцами церкви“; это было не выступление на судебном процессе, а проповедь нового вероучения». На самом деле современные американские историки не страдают больше таким политическим манихейством. Они согласны, что спор между Англией и Америкой не был спором добра со злом. Мятеж в колониях нельзя было оправдать по закону, если опираться на принципы революции 1688 года, провозгласившей главенство парламента, но не всеобщее избирательное право; и совсем наоборот, если взять за основу средневековое учение о добровольном налогообложении в провинциях королевства или естественное право. Между лоялистами и патриотами существовала разница во мнениях, в критериях, но только не в нравственных ценностях. Исторический престиж освободителей повстанцы 1776 года получили только благодаря победе.
4. Впрочем, эта победа могла бы им и не достаться. И правда, без поддержки Франции только они бы ее и видели. Вашингтону несколько раз казалось, что войны ему не выиграть. В этих сомнениях он проявил самое стоическое мужество, но если бы на помощь ему не пришли армии Рошамбо и флот адмирала де Грасса, он занимал бы сегодня в истории совершенно иное место. Поддержка со стороны Бурбонов подчеркивает характер этой войны: это не была ни политическая революция в духе Великой французской революции, ни экономическая, как, например, революция русская. Члены конгресса встали на защиту свобод, но только тех, которые у них всегда были. Только несколько человек, таких как Джефферсон, усматривали где-то впереди, на далеком горизонте, новую прогрессивную, гуманную политику. Остальные же, бостонские торговцы, или плантаторы Юга, или даже радикалы вроде Сэмюэла Адамса, желали только, чтобы американские граждане после войны остались такими же свободными, какими они были до Георга III. Они не думали ни о расширении избирательных прав, ни об освобождении рабов. Их мятеж был возмущением группы влиятельных граждан, которые, привыкнув — в силу удаленности, личного благосостояния, необъятности территории — к независимости, не допускали господства над собой какого-то далекого государства, ни даже ничьего господства. «Американцев можно определить как ту часть англосаксонского мира, которая инстинктивно воспротивилась принципу верховенства государства и пыталась придерживаться этого отношения, хотя ей и не всегда это удавалось, со времен „пилигримов“ и до самого последнего времени».
Джеймс Гилрей. Американская змея сжимает в кольцах британскую армию (змея была эмблемой Американской революции до появления звездно-полосатого флага). Карикатура. 1782
Америка под руководством Мудрости. Гравюра по рисунку Джона Барралета. Конец XVIII века