История социологической мысли. Том 2

«В психологии, – писал Дьюи, – эта концепция [организма. – Е. Ш.] ведет нас к признанию психической жизни органичным, целостным процессом, развивающимся в соответствии с законами любой жизни, а не театром, в котором выступает независимый, автономный интеллект, или местом, где могут встретиться, чтобы поговорить и разойтись, изолированные, атомизированные впечатления и идеи ‹…› Понятие среды является обязательным дополнением к понятию организма и после его введения уже невозможно рассматривать психическую жизнь как нечто обособленное, изолированное, развивающееся в вакууме»[161].

Хотя, как мы уже сказали, сам Дьюи не сразу занялся социологической стороной своей психологической позиции, Эллвуд уже в 1901 г. поставил следующий вопрос: «‹…› нельзя ли основные принципы такой функциональной психологии распространить с интерпретации жизни индивида на интерпретацию жизни общества?»[162] Позже его поставил также сам Дьюи, а со временем даже сконцентрировался именно на интерпретации социальной жизни, хотя она никогда не становилась для него автономной задачей, будучи подчинена поиску научных предпосылок реформы этики, воспитания или даже общества вообще. Социологические изыскания имели для него также вспомогательное значение при решении философских проблем, таких как, например, проблема значения, универсалий, языка и т. д.

Эта эволюция психологических интересов Дьюи не затронула концепцию взаимовлияния организма и среды, но как понятие организма, так и понятие среды подверглись характерным уточнениям, которые можно описать как их социологизацию.

Говоря о среде, Дьюи подчеркивал, что имеет в виду «природную и социальную» среду, а также обращал внимание на то, что природная среда не просто дана людям, а является в той или иной степени результатом их собственной деятельности, которая имеет непременно социальный характер[163]. С другой стороны, социализации подверглось также понятие человеческой природы, находящейся с окружающей средой в отношениях взаимовлияния. Для Дьюи это не была биологическая категория, хотя он оставался противником антропологий, противопоставляющих человека остальной природе. Он отказался от обремененного биологическими ассоциациями понятия инстинкта, заменив его более с этой точки зрения нейтральным понятием «импульса». Но импульсы он также считал малопригодными для объяснения механизмов человеческого поведения, в котором, как он парадоксально утверждает, «первично» то, что приобретено. Ребенок с момента рождения находится в социальной среде, а когда человек начинает самостоятельную жизнь, у него уже есть комплекс привычек, руководящих его поведением. Импульсы – лишь сырой материал, из которого формируются привычки, отправная точка развития «‹…› щупальца, высовывающиеся, чтобы собрать урожай с привычек»[164]. Биологический импульс не объясняет ничего – так же как используемые ранее психологами понятия симпатии, страха, подражания или общительности. Все понятия этого рода означают «способы поведения», которые предполагают интеракцию, предварительное существование группы[165]. В противоположность индивидуалистической психологии, ни одна черта, свойственная человеческому индивиду как таковому, не может объяснять поведение этого индивида в обществе, лишь социальный индивид доступен нашему наблюдению. Хотя традиционный спор о «первичности» индивида или общества абсурден, банальной истиной остается утверждение, что каждому отдельному индивиду предшествует какое-то общество, какая-то форма интеракции между ним и более старшими индивидами, какие-то обычаи, какие-то институты. Проблема заключается в том, чтобы обнаружить, как эти «системы интеракции» формируют индивидов и как те, в свою очередь, их меняют[166].

Социальная психология Дьюи была направлена на поиск золотой середины: не противопоставлять человека природе, а выявить характерный для него образ жизни в природной среде; сохранить номиналистическую точку зрения натуралистической психологии и социологии, но вместе с тем показать сильное влияние общества на индивида; подчеркнуть зависимость человека от природной и социальной среды, но вместе с тем доказать, что адаптация имеет двусторонний характер, показать детерминированность человека условиями и его свободу, зависимость от прошлого и способность создавать будущее[167].

Для этой цели идеально подходило понятие привычки, которое Дьюи считал «ключом к социальной психологии». Это понятие имело не много общего с тем понятием привычки, которое применял Джеймс. Не стоит, впрочем, искать в текстах Дьюи какого-либо полного и однозначного определения привычки. Эти тексты содержат, однако, комментарий, который в некоторой степени проясняет интенцию Дьюи: ему было важно найти такое понятие, которое бы выполняло роль посредника между детерминизмом и волюнтаризмом, зависимостью от существующих традиций и творчеством, биологическими импульсами и абстрактным Разумом.