История советской фантастики

Во второй половине того же дня 19 августа было созвано экстренное заседание Политбюро. Запись трансляции, так и не показанной в СССР, была просмотрена в угрюмом молчании. Такой подлости от американцев не ожидал никто. «Узнай мы, что в США только что закончено построение коммунизма, мы и то были бы не так ошарашены, — вспоминал все тот же Шелест. — Это было похоже на катастрофу. Наша цель, к достижению которой мы стремились несколько десятилетий, оказалась нагло присвоенной потенциальным противником. В пору было либо поднимать белый флаг капитуляции, либо объявлять в войсках повышенную боевую готовность…» После долгих споров все, в конце концов, согласились с предложением Михаила Суслова: не признавать в Советском Союзе достижение американцев как факт, просто игнорировать его в ряду всех прочих злокозненных инсинуаций врагов мирового социализма — мало ли клевещут на наш строй! Вместе с тем министру обороны Гречко было поручено «не допускать массовых провокаций и быть готовым к любым неожиданностям». «Мы никому не позволим использовать эту вражескую выходку для расшатывания социалистической системы, — сказал в заключение Брежнев. — Виновные будут наказаны самым строжайшим образом…»

На следующий день, 20 августа, многие читатели газет обратили внимание на две довольно загадочные публикации. Одна статья была напечатана на первой полосе газеты «Правда» и называлась коротко: «Заявление ТАСС». Вторая называлась длинно — «Не надо врать, господин президент!» — и вышла в «Литгазете»; подписали это обращение С.Кургузов, С.Шпанырь, Г.Марков, О.Хрусталев и другие фантасты. Понять смысл обеих статей, не зная ничего о полете «Аполлона», было совершенно невозможно. «Заявление ТАСС» почему-то предостерегало Соединенные Штаты от попыток «вбить клин между странами социалистического содружества, посеять неверие в достижения советской науки», а потом вдруг, вне всякой связи с предыдущим текстом, напоминало о безопасности Кубы и о «недопустимости милитаризации космоса». (Фраза о Кубе, вставленная в «Заявление» на всякий случай, по совету осторожного министра иностранных дел Громыко, вкупе с «космосом» вызвала к жизни невероятный слух, будто бы с территории «Острова Свободы» мы запустили к Луне ракету, которую-де американцы и сбили, приняв за баллистическую. Называлась даже фамилия погибшего космонавта — Громов, вообще неизвестно откуда взятая…) «Коллективка» писателей-фантастов в «Литгазете» была столь же невнятна, хотя еще более любопытна. Дело в том, что в день триумфа «Аполлона» президент США Линдон Джонсон действительно выступил с коротким обращением к нации, содержавшим поздравления с победой. В обращении были, в частности, слова: «У американской астронавтики за минувшие годы было немало просчетов. Но теперь, наконец, она взяла реванш». Последнее слово, выдернутое из контекста, и обыгрывалось в письме фантастов. «О каком реванше сегодня толкуют в Вашингтоне и в Бонне? — вопрошали писатели. Или, может быть, народы США и ФРГ забыли, кто был настоящим победителем во второй мировой войне? И какая именно страна запустила в космос первый в мире пилотируемый корабль „Восток“? Ваши угрозы не делают чести Соединенным Штатам, г-н президент. Ваши попытки перечеркнуть все великие достижения советской космической науки бесполезны и кощунственны». Письмо заканчивалось обращением к «нашим коллегам за океаном, американским писателям-фантастам Рэю Брэдбери, Роберту Шекли, Клиффорду Саймаку, Генри Каттнеру и другим» с пожеланиями вразумить своего президента на благо мира и прогресса. (Генри Каттнер, правда, едва ли смог бы послушаться своих советских коллег, ибо скончался еще полтора десятилетия до того и был вписан в верстку уже готовой полосы «Литгазеты» замороченным дежурным редактором — вместо исключенного из текста по требованию Главлита «антисоветчика Роберта Хайнлайна».) Помимо вышеописанных благоглупостей, было в «коллективке» фантастов одно тревожное слово, проскользнувшее как бы невзначай, среди призывов «не усиливать конфронтацию», и потерянное в словесном мусоре даже самыми внимательными читателями-следопытами, опытными толкователями подтекстов.

Слово это было — «Чехословакия».

К лету 1968 года Москву не слишком тревожили демонстративные эскапады Белграда и Бухареста (Чаушеску, например, разрешил транслировать в Румынии высадку американских астронавтов и даже обратился к Джонсону с витиеватыми поздравлениями). Однако поведение Праги все более настораживало брежневское Политбюро.