История Спарты (период архаики и классики)

В большинстве обществ, чья экономика зависит прежде всего от земледелия, распределение земли и права, связанные с ее удержанием и наследованием, оказывают фундаментальное влияние на характер социальной системы. То, что спартанская система землевладения, созданная Ликургом, разрегулировалась очень рано, видно из целого ряда свидетельств. Так, Аристотель говорит о том, что в Спарте к концу VIII в. сложилась чреватая гражданскими смутами ситуация из-за дела парфениев и требования передела земли (Pol. V, 6, 1-2, 1306 b 29-31; 35-40; 1307 a 1-2). Об этом же свидетельствуют и данные демографии. Количество полноправных граждан в Спарте постоянно уменьшалось. Аристотель в "Политике" не только отметил факт олигантропии, имея в виду именно недостаток граждан, а не населения вообще, но и правильно интерпретировал его как результат спартанской системы землевладения и наследования (II, 6, 10-12, 1270 а 15-34).

За фасадом декларативного равенства тщательно скрывалось фактическое экономическое неравенство. О наличии в Спарте богатых людей свидетельствует увлечение спартанцев коневодством. Судя по данным просопографии, большинство спартанцев, участвующих

в конных агонах в Олимпии, были представителями одних и тех же знатных семей (Paus. VI, 1, 7 - Анаксандр, олимпионик 428 г. и его дед, также олимпионик; VI, 2, 1-2 - Аркесилай и его сын Лихас; VI, 1, 7; 12, 9; X, 34 - Поликл с сыновьями). Известно, что сестра Агесилая II Киниска выставляла четверку скаковых лошадей на состязании в Олимпии (Xen. Ages. 9, 6)014_20. Таким образом, для богатых и знатных спартанцев участие в конных ристалищах стало чем-то вроде семейной традиции. Согласно Геродоту, содержание лошадей - неизменный знак большого богатства (VI, 125). Хотя конкретные данные о богатстве отдельных спартиатов относятся уже к V в., но экономическое равенство, конечно, было фикцией и раньше.

Хотя с внешней стороны все спартиаты выступали как "равные", подлинного равенства среди них не было. Ведь одни могли приобретать коней для участия в Олимпийских играх, а другие с трудом вносили необходимый взнос в сисситии, чтобы сохранить свои гражданские права и привилегии014_21. В своем критическом обзоре спартанского строя Аристотель справедливо отметил, что обязательность равного взноса в сисситии при кажущемся его демократизме была собственно недемократической мерой, ибо она ложилась тяжким бременем на бедных, не особенно отягощая при этом богатых. "Не могут считаться правильными и те законоположения, которые были введены при установлении сисситий... Средства на устройство их должно давать скорее государство, как это имеет место на Крите.

У лакедемонян же каждый обязан делать взносы несмотря на то, что некоторые по причине крайней бедности не в состоянии нести такие издержки, так что получается результат, противоположный намерению законодателя" (Arist. Pol. II, 6, 20-21, 1271 а 26-31). Это замечание Аристотеля свидетельствует о глубоком понимании им социальной сущности Спартанского государства: там, где правовое равенство зависит от равенства экономического, с нарушением последнего дает трещину и вся социальная система.

Законодательство Ликурга утвердило равенство граждан перед законом, а наделение клерами сделало их экономически свободными. Но сохранение этой системы было бы невозможно без жесткой регламентации общественной и личной жизни граждан. При огромной количественной диспропорции спартиатов и илотов Спарта, по замечанию древних авторов, постепенно превратилась в некое подобие военного лагеря, где каждый член сообщества обязан был исполнять свой долг перед коллективом (Isocr. Archid. 81; Plat. Leg. II, 666 e; Plut. Lyc. 24,1).

Массированная атака на сознание спартанских граждан своей основной целью имела внушение безусловного примата общественных интересов над семейно-частными. В Спарте роль семьи в деле воспитания молодого поколения была сведена к минимуму. О девальвации семьи и семейных отношений свидетельствует, в частности, тот факт, что мальчики полностью изымались из-под опеки семьи очень рано - в 7 лет. Вся жизнь спартанских граждан от рождения до смерти проходила по большей части вне семьи, что способствовало формированию своеобразного склада психики, привитого общественным воспитанием. Общественные школы, общественные обеды, военные походы, охота, занятия спортом - все то, что наполняло жизнь спартиата, - никак не было связано с семьей. Семейная жизнь терпелась, но не приветствовалась. Даже брак для мужчины вплоть до 30 лет, по сути дела, оставался полулегальным. Молодой человек мог посещать жену только тайно под покровом ночи, а днем он продолжал пребывать вместе со сверстниками в казарме. Как замечает Плутарх, "так тянулось довольно долго: у иных уже дети рождались, а муж все еще не видел жены при дневном свете" (Lyc. 15, 7-10).