21 октября Леа присутствовала в Мюзик-холле при отречении Маргарет и ее публичных разоблачениях. В течение всего ее выступления она не проронила ни слова, что могло быть расценено как молчаливое согласие с выводами сестры.
Даже если это было и так, то раскаяние наступило очень скоро. Прошло меньше месяца, и 17 ноября она пишет письмо из Нью-Йорка в Лондон, миссис Коттел, хозяйке старого дома Карлейля. Вот это замечательное письмо:
«Я должна была бы написать вам раньше, но мое потрясение после посещения выступления Мэгги с ее разоблачениями спиритизма было настолько велико, что я долго не могла никому поведать об этом.
Устроитель этого мероприятия снял зал в Музыкальной академии — самое просторное помещение в Нью-Йорке; зал был переполнен. Они заработали 1500 долларов чистыми. Как бы я желала остаться с вами! Если бы средства позволили, то я немедленно вернулась бы и забыла бы обо всем.
Сейчас я думаю, что могла бы сделать деньги на доказательстве того, что стук никогда не был ни выдумкой, ни фальсификацией. Ведь многие приходят ко мне с расспросами о выступлениях Мэгги, но я никого не принимаю.
Им будет тяжело доказать свою правоту, это не удастся сделать.
Мэгги выступает с публичными разоблачениями по всей Америке, но за все это время я видела ее один раз»[62].
Письмо указывает на материальную заинтересованность Маргарет в этом деле. Мэгги, однако, очень скоро поняла, что разоблачения не принесут большой прибыли и нет большого смысла лгать, когда тебе за это плохо платят или не платят вовсе. Кроме того, ее затея могла лишний раз продемонстрировать, насколько прочны позиции спиритизма. Ее вероломство не смогло поколебать сторонников движения. По этим или по другим причинам, а может быть из-за угрызений совести, она признала, что обманула общественность, преследуя корыстные цели. Через год после сенсации она дала интервью в «Нью-Йорк пресс» («New York Press») от 20 ноября 1889 года: