История Средиземноморского побережья. Как боролись за мировое господство Рим и Карфаген, противостояли Византия и Османская империя

Елену, легкомысленную царицу, сделали козлом отпущения, заявив, что из-за нее началась Троянская война (для которой в действительности были намного более важные причины, а именно контроль над Дарданеллами и зерновой торговлей русов). Точно так же сравнительно неважный район Балкан дал повод для самой страшной войны в истории человечества. Убийство австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда 28 июня 1914 года в Сараево, столице Боснии, стало аналогом похищения Елены. Событие само по себе неважное (если, конечно, не считать людей, которых оно касалось непосредственно), привело в действие гигантские силы.

Хроника двух мировых войн XX века, изменивших облик Европы и Средиземноморья и повлиявших на жизнь каждой страны мира, выходит за рамки этой книги. Чтобы увидеть события XX века в ретроспективе, прошло еще слишком мало времени. Современный историк слишком близок к темам, которые описывает. События, имена, репутации, представляющиеся важными современному историку, по прошествии времени часто кажутся иными. Для настоящей объективности историка от предмета его исследований должно отделять не меньше ста лет. В общей истории Средиземноморья вполне может оказаться, что вандал Гейзерих или Амр, покоритель Египта, имеют большее значение, чем Китченер из Хартума или Муссолини.

Все течет. Народы, города и деяния отдельных личностей часто преображаются или тонут, оказавшись погребенными под наслоениями веков. Возможно, существовали грандиозные поэты, превосходящие Гомера, но нам не известны ни они сами, ни их труды. Возможно, Диоген был более значительным философом, чем Сократ, но у него не было Платона, чтобы обессмертить его имя. В дни Великой Греции величайшим из всех греческих городов был Сибарис (Сибарида). Для нас это не более чем слово. Место, где находился Сибарис, установлено, но над ним двадцать футов почвы, и, возможно, он никогда не будет раскопан. С другой стороны, Помпеи, сравнительно неважный римский морской курорт, – притча во языцех. На месте его гибели велись раскопки, и найденные предметы оказали влияние на вкусы европейцев. Наши знания о прошлом обусловлены судьбой и везением. Но наши знания о недавних событиях неизбежно обусловливаются обстоятельствами нашей жизни и унаследованными предубеждениями. Разве может англичанин, француз, немец или американец обсуждать две мировых войны так же бесстрастно, как если бы он говорил о химической реакции? История, что бы о ней ни говорили, не является точной наукой. Она опирается на ограниченные и часто предвзятые свидетельства, а факторы, способные скорректировать предвзятость, часто недоступны. (Скажем, было бы очень полезно иметь историю римлян, написанную карфагенянином.) Клио, муза истории, имеет больше общего со своими поэтическими сестрами, чем с Уранией, музой астрономии и точных наук.

В конце века, в 1899 году, британский колониальный секретарь Джозеф Чемберлен сказал: «Самый естественный союз – между нами и Германской империей». Его утверждение не было безосновательным. Нельзя забывать об узах крови, языка, некотором сходстве характеров. Однако объединенный немецкий народ не разделял эти чувства. Немцы опасались либеральной английской испорченности, против которой их предостерегал Бисмарк. Также они видели в этом и ему подобных выражениях попытку упадочной державы укрепить свои имперские завоевания, обратившись к новой жизнеспособной расе.

Эдуард VII был влюблен во Францию и, естественно, не мог не попытаться, насколько это было возможно в рамках британской конституционной монархии, склонить свою страну к Entente Cordiale с ее древним врагом. Немецкий кайзер Вильгельм II, хотя ему и нравились некоторые аспекты аристократической Англии, не видел привлекательности в других чертах страны. Он не любил своего дородного дядю и отчаянно завидовал обширным заморским владениям Британии. Даже в необычайно сложном переплетении человеческих деяний XX столетия – намного более запутанном, чем сравнительно простые паутины, вынуждавшие древние империи или города-государства воевать друг с другом, – оставалось место для личностного элемента. Если бы английский король и немецкий император были в дружеских отношениях, вполне возможно, Первой мировой войны удалось бы избежать.

Что касается Средиземноморья, все действия на этом театре были небольшими репризами к главной драме, которая разворачивалась на континенте. Тем не менее экспедиции в Дарданеллы, Салоники и Месопотамию потребовали перевозки по морю десятков тысяч человек. Несмотря на новую угрозу подводной войны, британцы и их французские союзники выполнили эти грандиозные перевозки людей и грузов успешнее, чем делали это во время Крымской войны.