Ведущие физики XIV в. согласились с Оккамовым опровержением аристотелевской теории; однако его объяснение движения метательного снаряда они вообще не посчитали объяснением. Они предпочли теорию, которая в VI в. была выдвинута филопоном, а в XIII в. подхвачена францисканцем Пьером Жаном Оливи[481
]. Согласно этой теории, движущая сила сообщает метательному снаряду определенное качество, или энергию, которую они называли impetus (Оливи говорил об "импульсе") и благодаря которой метательный снаряд продолжает двигаться до тех пор, пока первоначальный порыв не преодолевается сопротивлением воздуха и естественным весом метательного снаряда. Конечно, от подобной теории Оккам хотел уклониться, поскольку она вводила некую сущность (импульс) из тех, какие он решился искоренить.Действительно, сторонники теории импульса посчитали своим долгом задаться вопросом о том, как следует классифицировать импульс в терминах аристотелевской теории категорий, или praedicamenta. Альберт Саксонский утверждал, что отвечать на этот вопрос - дело метафизика, хотя сам он думал, что импульс надо классифицировать как качество.
Теория импульса была принята рядом мыслителей включая Буридана, Альберта Саксонского, Марсилия из Ингена и Николая Орема (Орезмского), Буридан заметил, что аристотелевская теория движения не может объяснить движение вращающегося волчка, которое без труда могла бы объяснить теория импульса. Альберт Саксонский пытался также дать объяснение тяготению. Он провел различение между центром тяжести тела и центром его объема, утверждая, что эти центры не обязательно совпадают. Настоящим центром мира является центр тяжести Земли, а стремление каждого тела, обладающего весом, соединить свой центр тяжести с центром мира есть в действительности то, что мы подразумеваем под тяготением.
Теория импульса имела далеко идущие следствия. Например, Буридан предположил, что если мы представляем Бога как сообщающего при творении небесным телам определенный импульс, то дальнейшего объяснения их движения не требуется, поскольку они не встречают никакого сопротивления. Тогда нет нужды верить, что они состоят из какого-то особого элемента, и нет нужды постулировать существование интеллигенций, или ангелов, которые приводят их в движение. Другими словами, объяснение движений небесных тел становится, в сущности, точно таким же, как и объяснение движений тел на земле. Правда, Буридан предложил эту теорию в качестве гипотезы, пояснив, что хотел бы знать, что скажут о ней теологи. Однако она имела значительный успех и была принята такими мыслителями, как Альберт Саксонский, Марс?илий из Ингена и Николай Орем. Эта теория, безусловно, прокладывала путь механистическому взгляду на мир, взгляду, представляющему мир как систему движущихся тел, где движение, или энергия, передается от одного тела к другому.
Одним из самых замечательных парижских ученых был Николай Орем (ум. 1382). Видимо, он поступил в Наваррский коллеж Парижского университета в 1348 г.
В 1356 г. он стал магистром коллежа; однако вскоре после того, как он побывал учителем будущего короля Карла V, Николай стал продвигаться по церковной лестнице и в 1377 г. был назначен епископом Лизьё. Он написал комментарии к "Этике", "Политике", "Экономике" и De Caelo Аристотеля, вопросы к некоторым другим аристотелевским сочинениям, ряд трактатов на математические темы и о динамике и критические работы об астрологии. Кроме того, он писал и по проблемам теологии, но его комментарий к "Сентенциям" был утрачен.
Николай Орем отказывался признать, что в физической науке возможны строгие доказательства. Другими словами, научные теории являются гипотезами. Чтобы доказать это, Николай пытался продемонстрировать, как одни и те же явления можно "спасти" (объяснить) с помощью разных гипотез. Наиболее известный пример этого приема - его трактовка проблемы движения Земли по отношению к Солнцу, изложенная в трактате "О небе и мире" (Du del et da monde). Посредством наблюдения, утверждает он, невозможно доказать, что небо совершает суточное вращение, тогда как Земля остается неподвижной. Ибо явления, или феномены, остались бы точно такими же, даже если бы вращалась Земля. Что касается других возражений против возможности вращения Земли, то на все могут быть даны ответы. Относительно же Писания мы должны помнить, что Библия использует обычные способы изъяснения и не должна рассматриваться как набор научных трактатов. Короче говоря, теорию, сотласно которой суточное вращение совершает именно Земля, а не Солнце, нельзя опровергнуть ни наблюдением, ни абстрактным рассуждением, ни обращением к Писанию. Далее, гипотеза о вращении Земли более экономна, нежели гипотеза о том, что вращается небо, а не Земля.
Иными словами, для первой гипотезы требуется допустить меньшее число постулатов, чем для второй.