Он излагает свой план так: «Мы поговорим сперва о первобытных временах и трех частях света; затем будем описывать только то, что найдем в сочинениях наших предшественников, заимствуя оттуда только вполне достоверное, и, наконец, сообщим то, что известно нам лично. Так как всякому нравится краткость рассказа, то мы будем говорить о нашем предмете по возможности сжато».
Однако все классические легенды вошли в его рассказ, правда, не витиеватый, сжатый по возможности, но весьма обстоятельный. Так он доходит до Цезаря с которого (в двадцать первой главе) непосредственно начинается история, доходя до восемьдесят четвертой главы. Его произведение интересно по умению автора свести довольно разнообразный исторический материал в историю одного города.
Приведем образчик его сжатого, но сильного рассказа. Возьмем, например, двадцать вторую главу о нашествии Аттилы «Долго думал Аттила о том, как бы ему разрушить Флоренцию Он знал, что флорентийцы очень сильны и что не иначе как хитростью он может овладеть ими и привести в исполнение свой злокозненный замысел. И никто бы не узнал о деяниях Аттилы во Флоренции, если бы от потоков крови убитых рукава Арно не приняли бы красного цвета. После того Аттила со всем войском вышел из Флоренции, убивая по пути всех, кого встречал, мужчин и женщин, больших и малых. Затем Аттила велел зажечь город со всех сторон, желая совершенно уничтожить Флоренцию. Отсюда он отправился на то место, где находился Фьезоле, там он поставил свои знамена и объявил, что всякий желающий может здесь строить дома и башни, чтобы селиться. Аттила весьма заботился о заселении Фьезоле, так как полагал, утвердившись здесь, вести отсюда войну с римлянами; потому-то он препятствовал восстановлению и благосостоянию Флоренции. Этот Аттила, бич Божий, имел плешивую голову и собачьи уши. Он разрушил мною городов и замков в Тоскане, Ломбардии, Романье и Марсии. Когда Фьезоле был восстановлен, Аттила направился в Маремму (болота средней Италии) и там умер»[257].
О таких отдаленных эпохах Малеспини не мог иметь точных сведений; он записывал, что слышал. Он не считал за необходимое даже сверяться с источниками; он не читал не только Иордана, но даже позднейших исторических сочинений. Но он ценен там, где говорит о близком к нему времени. В таких главах проявляется вся сила его повествовательного таланта, особенность которого в умении сказать многое в немногих словах. К сожалению, при этих достоинствах, изложение страдает разбросанностью; отдельные главы не связаны между собой внутренней связью.