История странной любви

Вот это Вику и раздражало. Матвей постоянно пытался проникнуть за линию дозволенного, стремился узнать то, что его не касалось, хотел увидеть за внешним внутреннее.

И делал это весьма умело.

Никогда нельзя было угадать, когда и как он предпримет очередную попытку, потому Вика стремилась проводить с ним как можно меньше времени. Казалось бы: выгони его, и живи как раньше!

Что может быть проще?

Но почему-то у нее даже мысли не возникало о том, чтобы попросить Матвея освободить жилплощадь. Как будто она знала, что он живет у нее не просто так, но о точном предназначении этого проживания пока не догадывалась.

Нет, ни о какой «романтике» между ними не было и речи, даже намека на нее не было! Причем не только с ее стороны.

А что, было бы довольно простое объяснение: подобрала себе одинокая баба мужика и приручила, и прикормила. Потом оденет, обует, на работу устроит. В общем, как говорится, «я его слепила из того, что было…». Но у Вики не было замашек Пигмалиона. В мужчинах ее всегда привлекал готовый продукт, а не полуфабрикат. Слепить она, конечно, могла бы, а вот полюбить свое произведение – вряд ли.

Матвей, в свою очередь, тоже не оказывал ей никаких особых знаков внимания. Он проявлял заслуженную благодарность, произносил добрые слова, но не льстил и не заискивал и никоим образом не пытался перевести установившиеся приятельские отношения на другой уровень. Да, он хотел проникнуть в глубины ее души, но из товарищеского интереса или даже из любопытства, а не из каких-либо других побуждений.

А Вика его туда не пускала именно потому, чтобы он оставался ей добрым товарищем, а не близким другом, которому можно и нужно доверять сокровенное. Между ними не раз случались подобные диалоги:

– Ты похожа на Снежную королеву, – говорил Матвей вошедшей в дом Вике.

В светлом пальто, высоких белоснежных ботфортах, с забранными в высокую прическу и скрепленными серебристой заколкой волосами, с загадочной полуулыбкой на лице она действительно напоминала эту героиню Андерсена.

– Возможно, – легко соглашалась Вика. – Но замораживать я никого не собираюсь.

– А зачем кого-то? – тут же выстреливал Матвей. – Ты уже себя заморозила.

Но пуля цели не достигала – Вика молчала.

– Знаешь, мне жутко не хватает Саньки, – однажды за ужином признался Матвей.

– Это который погиб при пожаре?

– Ну да. Вот никого из своих приятелей не вспоминаю так часто, как его. Наверное, потому, что он был рядом в самый тяжкий период. Мы с ним были не разлей вода. Вроде ничего в нем особенного не было. Бомж как бомж, со своей весьма банальной историей, а зацепил меня. До него и друзей-то у меня никогда не было. Школьные друзья-приятели закончились вместе со школой. А в институте, если какие и были товарищи, так я всех после женитьбы за бортом дружбы оставил. Точнее – Татьяна оставила, а я не углядел. Она все боялась, что мне кто-нибудь на нее глаза откроет. Зря. Слепой может прозреть только по собственному желанию. Эх, много мы с Саньком об этом бесед побеседовали, много разговоров поразговаривали! Пусто теперь без него, тошно. Некому душу излить…

Вика только кивнула сочувствующе, но Матвей на этом не остановился:

– А тебе, поди, тоже несладко.

Он осторожно взглянул на нее и наткнулся на ее ответный недоуменный взгляд, но продолжил:

– Никто тебе не звонит, ни с какой подружкой никогда ты не поболтаешь… Одна совсем.

– Откуда ты знаешь, звонит мне кто-то или нет? Меня целый день дома нет.

– Так это днем… А вечера как раз и созданы для задушевного трепа.

– Когда у меня вечер наступает, все нормальные люди давно спят.

– Да? Ну, тогда бы они в выходные нарисовались, люди эти. В гости бы к тебе пришли или к себе позвали.

Вика взбесилась:

– Да с чего ты взял, что мне вообще нужны эти «нормальные люди»?

– А что, разве нет?

– Нет!!!

– А почему?

Вопрос прозвучал настолько естественно, что в тот раз Вика не стала уклоняться от ответа. Сказала честно:

– Меня никогда не привлекала женская дружба, так что трепаться о девичьем мне не с кем, и не жди, что твоя кандидатура меня устроит.

– Слава богу, что не устроит. Не хватало еще, чтобы меня записали в девицы, – отшутился Матвей, понимая, что продолжения от Вики ждать не стоит.

Она молчала не из упрямства.

Просто не считала нужным посвящать его в подробности своего прошлого.

Зачем? Кому оно интересно? В детстве ее лучшей подружкой была бабушка. Она могла рассказать намного больше интересного, чем деревенские девчонки, с утра до ночи висящие на тарзанке и беспрерывно лузгающие семечки. В школе Вику, с ее непонятной тягой к знаниям, тоже считали белой вороной. У большинства одноклассниц мечты сводились к тому, чтобы подрасти, накрасить губы, надеть юбку покороче, отправиться в клуб на танцы и там подцепить какого-нибудь «принца», чтобы потом затащить его в ЗАГС, нарожать детишек, обабиться и осесть в огороде. Были, конечно, и такие, кто собирался учиться дальше, но на Москву не замахивались…

– И в кого она у тебя такая? – то и дело спрашивали соседи Викину мать.

– А бес ее знает, – беззлобно откликалась та. – Дан девке ум, что ж поделать? Не выбьешь ведь.