История свастики с древнейших времен до наших дней

В январе 1919 года Карл Харрер, сам член «Общества Туле» основал внутри него как бы «внутреннюю партию», назвав её НСДАП⁵⁶. В сентябре 1919 года в эту партию входит и маньяк Шикльгрубер, будущий Адольф Гитлер — тогда ещё юнец, разум которого был напичкан в результате бессистемного чтения второсортной литературы всевозможными расовыми бреднями. 7 августа 1920 года свастика становится её партийной эмблемой, а с 1923 года появляется в заголовке официального партийного органа — газеты «Фёлькишер беобахтер» («Народный наблюдатель»). В том же году свастика в Германии вытесняет пучки розог — фасций (оставшиеся до конца Второй мировой войны символом итальянских фашистов), давших название всему этому движению.

В начале XX века со свастикой заигрывали не только немцы, но и русские. Интересны в этом плане две газетные публикации — А. Санина «Звезда и свастика» (газета «Ветеран», № 3 за 1992 год), и Аполлона Кузьмина «Откуда взялась свастика на российских деньгах?» (газета «Русский собор», № 8 за 1993 год). Излагаем в сокращении их содержание для сведения читателей нашей книги.

В конце XIX века благодаря пробудившемуся среди интеллигенции интересу к искусству выходит довольно большое число работ по истории архитектуры, живописи, народных промыслов, церковных и античных древностей, экзотическим стилям Востока, декоративному и театральному искусству. Со свастикой публика могла познакомиться и через работы по буддийскому храмовому искусству, и по русской северной вышивке, и благодаря переложениям немецких книг по истории культуры — тогда таковых у нас выходило достаточно много, и просто по альбомам декоративных сюжетов. Вниманию читателей настоящей работы предлагается иллюстрация из книги В. А. Сологуба «Русская простонародная вышивка как первообраз своенародной орнаментики» (М., 1872), где среди прочих симметричных фигур почётное место занимают и свастика, и образованные на её основе более сложные сюжеты (рис. 173). В журнале «Зодчий» (№ 12 за 1898 год), сказано, что свастичный меандр опоясывал строящееся тогда в Киеве здание Музея общества древностей и искусств.

Тогдашняя интеллигенция обратила внимание, что свастика в качестве орнаментального мотива дольше продержалась в восточно-, чем в западнохристианском ареале (конеч-

но, Равенна географически находится в Италии, однако в эпоху варварских королевств греческий элемент этих местностей был еще достаточно силён), ставши (после разделения Церквей) как бы православным символом — хотя впрочем, о символике здесь говорить можно лишь с некоторой натяжкой, поскольку чёткого смысла (как например, образ корабля как Церкви Христовой, или агнца как Искупителя) мы не находим и здесь. В византийском и коптском культурном ареале свастика находится как бы в подсознании, на втором плане, будучи вытесненной из активного употребления тем же крестом. Её употребление для отдельных деталей отдельных культовых сооружений (той же Софии Киевской) было обусловлено в основном существовавшими традициями и аналогиями (часть которых, естественно, до нас не дошла).

И всё же, как и в мире ислама, свастика здесь не является, как, например, в Индии, массовым символом — и церкви, где она представлена, можно буквально пересчитать по пальцам. Любопытно, что в пору полемики со старообрядцами в своё время А. Н. Муравьёв («Древности и символика Киево-Печерского собора». Клев, 1880, с. 15) приводил эти свастики как образец древнего четырёхконечного креста — вероятно, не зная, что в Древней Руси свастика, конечно же, не могла являться объектом религиозного поклонения, каким после 988 года был крест. При раскопках 1920-х годов в несохранившейся галерее этого древнейшего собора были прослежены остатки свастичных лент, выполненных плинфами. Свастичный меандр применён также во внешнем декоре Спасо-Преображенского собора XIV в Чернигове. Известны кирпичи со свастикой — гончарным клеймом — из ряда древнерусских городов.

Изредка свастика встречается вплетённой в орнамент русского лицевого шитья (пелены, ризы, священническое облачение), в декоре икон, оформлении мозаичных полов, орнаментированных заставках книг. Но, судя по редкости и разрозненности таких случаев мы можем достоверно утверждать, что здесь ей не придавалось особого значения, а использовалась она скорее в основном в качестве декоративного символа. В своей книге Р. Багдасаров старается привести как можно больше «православных» свастик, но глядя на эти иллюстрации, думаешь, — а все ли эти значки я распознал бы как свастики, если бы мне это не подсказали заранее?