История сыска в России. Книга 2

Выступая на пленуме, Рютин признал эти претензии справедливыми и назвал в числе своих политических просчетов еще одну ошибку, а именно, что он занимал так называемую буферную позицию во время обсуждения в ЦК вопросов о правом уклоне.

Рютин говорил: “Споры в ЦК вызывали у нас, у многих членов бюро Московского комитета, беспокойство за сплоченность руководящего органа ЦК И я стал на ту точку зрения, что низовые партийные организации, районные должны будут соответствующим образом воздействовать на руководящих товарищей, чтобы в их рядах были устранены разногласия, трения, которые возникли. Теперь приходится признать, что наш опыт показал, что буфер не только тогда, когда он возникает в среде самих спорящих, но и тогда, когда этот буфер возникает со стороны, он не оправдывает своей роли. Это создало некоторую отчужден-ность, некоторую замкнутость московской организации или, точнее, руководящей группы работников московской организации от Центрального Комитета”.

На второй день заседания этого пленума неожиданно приехал Сталин, участвовал в его работе и выступил с речью.

22 октября 1928 года пленум Краснопресненского РК освободил Рютина от обязанностей секретаря райкома партии.

Вскоре он был назначен заместителем редактора газеты “Красная звезда”, затем работал председателем Управления фотокинопромышленности, членом президиума ВСНХ. В 1929 году Рютин едет уполномоченным ЦКК ВКП(б) по коллективизации в Восточную Сибирь.

Записка в Политбюро ЦК, написанная им по возвращении в Москву, вызвала гнев у Сталина и Кагановича, ведавшего вопросами сельского хозяйства.

Однако вскоре принципиальные положения и главные мысли своей записки Рютин увидел на страницах “Правды” в статье Сталина “Головокружение от успехов” и в письме ЦК ВКП(б) “О борьбе с искривлениями партлинии в колхозном движении”.

Казалось бы, конфликт был исчерпан. Но Сталин не забывал обид. 21 января 1930 года в статье “К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса”, опубликованной в газете “Красная звезда”, он “одернул” Рютина, опубликовавшего в той же газете на ту же тему двумя номерами раньше передовую статью, основной темой которой была мысль — осуществляемый в деревне курс расходится с линией XV съезда партии.

В сентябре того же года Президиум ЦКК исключил Рю-тина из рядов ВКП(б) с формулировкой за “предательски-двурушническое поведение в отношении партии и за попытку подпольной пропаганды правооппортунистических взглядов, признанных XV съездом несовместимыми с пребыванием в партии”.

Поводом для возникновения персонального дела Рютина послужило заявление в ЦК ВКП(б) знавшего его по работе в Краснопресненском райкоме члена партии Д.С. Немова, который сообщал, что, будучи в августе 1930 года в отпуске в г. Ессентуки, встретил там Рютина, и тот будто бы резко отрицательно отзывался о политике ЦК во главе со Сталиным, считая ее губительной для страны, оценивал материальное положение трудящихся в стране как очень тяжелое, высказывался против мер по насильственной коллективизации, осуждал расправу с членами партии, которые выражали какое-либо несогласие с мнением Сталина, неодобрительно отзывался о проводимой линии в братских партиях.

При разборе персонального дела и в своем письменном объявлении в адрес ЦКК ВКП(б) Рютин категорически отрицал приписываемые ему высказывания, утверждая, что суть их извращена.

Других свидетелей указанных бесед Рютина и Немова в Ессентуках не было.

Однако в ходе рассмотрения персонального дела на заседании Президиума ЦКК ВКП(б) 23 сентября 1930 года доводы Рютина во внимание приняты не были, в основу обвинения было положено заявление Немова, судя по выступлениям Е. М Ярославского, и особенно А. С. Енукидзе и М. Ф. Шкирятова, главная вина Рютина усматривалась в критике им действий Сталина при решении вопроса об освобождении в 1928 году Рютина от должности секретаря Краснопресненского райкома ВКП(б) г. Москвы, о чем он написал и в своем объявлении.

“Сталина даже тогда, когда я в 28-м году выступил против него на бюро Краснопресненского райкома, — писал Рютин в ЦКК, — я считал самым крупным вождем партии, способным проводить в жизнь ленинские принципы. Я тогда допустил отступления от линии в вопросах о темпах и в оценке положения в деревне. Я считаю, что т. Сталин напрасно ошельмовал меня и ловким маневром вышвырнул с партийной работы. Я считаю это нечестным с его стороны по отношению ко мне”.

Рютин из партии был исключен, а затем арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и агитации. Однако 17 января 1931 года даже коллегия ОПТУ вынуждена была признать обвинение недоказанным, и полтора года, до нового ареста в сентябре 1932 года, он работал экономистом в “Союзэлектро”.

В 1936 году Рютина, находившегося в Верхне-Уральском политизоляторе, переводят в Москву. Ему предъявляют новое обвинение — в терроризме — на материалах ранее написанных им нелегальных “документов-платформы” и “манифеста-обращения” союза “марксистов-ленинцев”.