История сыска в России. Книга 2

Второе письмо он завершал следующими словами: “..я считаю, что лучше самому рассчитаться с жизнью, чем подвергаться медленному, но верному уничтожению, уготованному мне в результате клеветы. В случае неполучения… ответа до 4 апреля я с 5 апреля начинаю смертельную голодовку”.

Николаенко на первом допросе 21 января 1935 года показал:

“В подпольной организации “рабочая оппозиция” я не состоял и не состою. На нелегальных сборищах в квартире у Шляпникова я не участвовал… Никакой информации о контрреволюционной деятельности на Северном Кавказе я ни от кого не получал. Никаких установок о контрреволюционной деятельности никогда никому не давал”.

На допросе 28 января 1935 года, отвечая на вопрос следователя, известно ли ему, что Шляпников является лидером контрреволюционном организации “рабочая оппозиция”, Николаенко заявил: “Я знаю о том, что в период X и XI съездов РКП(б) Шляпников возглавлял группу “рабочей оппозиции”. Ни X, ни XI съезды группу “рабочей оппозиции” контрреволюционной не рассматривали. Я до сих пор не знаю ни одного решения партии и ее ЦК, где “рабочая оппозиция” квалифицировалась бы контрреволюционной”.

Аналогичные показания на следствии давали также Бруно, Масленников, Тихомиров и Прокопенко. При этом Прокопенко не скрывал, что передал своим сестрам Ружицкой и Ахмедовой принадлежавшие ему книги Троцкого и Зиновьева и револьверы, так как ожидал обыска и боялся навлечь на себя подозрения после ареста Медведева.

Жена М. И. Прокопенко и его сестры — Ахмедова, Догадина и Ружицкая допрашивались (Ружицкая — дважды) только по эпизоду передачи литературы и оружия. Указанный факт они подтвердили, причем Ружицкая заявила, что полученные от брата книги Троцкого и Зиновьева не сожгла.

Арестованные по данному делу Вичинский, Серебренников, Михайлов и супруги Тарасовы сначала отрицали предъявленные им обвинения в контрреволюционной деятельности, а затем дали признательные показания.

Такого же рода показания дали в ходе следствия и другие арестованные по этому делу лица. К следственным материалам по московской группе “рабочей оппозиции” были приобщены также показания Кадыгробова, Кунгур-цева и Федотова, привлеченных по делу омской организации “рабочей оппозиции”.

На основании всех этих показаний Шляпников, Медведев, Бруно, Николаенко и другие привлеченные по делу лица были признаны виновными в том, что являлись членами подпольной контрреволюционной группы “рабочей оппозиции” в г. Москве, “…периодически собирались на квартире у Шляпникова или Медведева, подвергали резкой контрреволюционной критике политику партии и Советской власти, вырабатывали свои контрреволюционные установки, которые распространяли среди остальных своих единомышленников в Москве и на периферии”.

Как указывалось в обвинительном заключении по делу, под руководством московской группы в Омске, Одессе, Ростове и других городах СССР были созданы и вели “контрреволюционную работу подпольные группы так называемой “рабочей оппозиции”.

Обвиняемой по этому делу Тарасовой было инкриминировано, что она “разделяла политические установки “рабочей оппозиции”, знала о контрреволюционных настроениях своего мужа и его единомышленников, знала его связи, но не доводила до сведения об этом органов власти”; обвиняемым Прокопенко, Ружицкой, Ахмедовой и Догадиной вменялось в вину участие в сокрытии нелегальных документов “рабочей оппозиции” и огнестрельного оружия.

26 марта, 14 апреля 1935 года Особым совещанием при НКВД СССР Шляпников, Медведев, Масленников, Бруно, Вичинский, Михайлов, Иванов, Прокопенко, Тарасов и Тихомиров были лишены свободы на 5 лет каждый, а Серебренников, Прокопенко и Тарасова отправлены на 5 лет в ссылку.

Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 10 декабря 1935 года Шляпникову тюремное заключение было заменено ссылкой в г. Астрахань на оставшийся срок.

Данных о решении Особого совещания при НКВД СССР в отношении Ахмедовой, Догадиной и Ружицкой в уголовном деле о “рабочей оппозиции” нет.

Через два года, в 1937 году, приговоры многим участникам так называемой “рабочей оппозиции” были пересмотрены и ужесточены. По делу 1936 — 1937 годов Шляпников признан виновным в том, что, являясь руководителем контрреволюционной организации “рабочая оппозиция”, осенью 1927 года дал директиву харьковскому центру этой организации о необходимости перехода к индивидуальному террору как методу борьбы против ВКП(б) и Советского правительства; в 1935 — 1936 годах давал директивы о подготовке террористического акта против Сталина и вел переговоры с Зиновьевым о совместной террористической деятельности.

Виновным себя Шляпников не признал. Обвинение его основывалось на противоречивых показаниях ряда арестованных по другим делам и свидетеля Сергиевского, который был тайным осведомителем НКВД.

По вновь сфабрикованным обвинениям в подготовке террористических актов против руководителей партии и Советского правительства многие их них были осуждены военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания — расстрелу.