История сыска в России. Книга 2

“Очень прошу вызвать меня сегодня к себе. Кроме других вопросов, я хочу назвать имена лиц, которые смогут подтвердить мою невиновность в инкриминируемом мне обвинении”.

Расследований этих заявлений не производилось, и от суда они были скрыты. Сам же Ольберг впоследствии во всех предъявленных ему обвинениях на допросах стал признавать себя виновным.

Смирнов 8 мая 1936 года в знак протеста против методов следствия объявил голодовку, которая длилась 13 дней.

Тер-Ваганян, протестуя против необоснованного ареста, дважды объявлял голодовку, а затем порезал себе палец и кровью написал заявление:

“Тов. Берман. Прошу сегодня все мои письма Сталину и Ягоде отправить. Потеряв надежду добиться выполнения Вами своего слова, с 12 часов перестал пить”.

В письме Сталину он писал о том, что решил покончить жизнь самоубийством:

“Я обвиняюсь в терроре. Меня обвиняют в соучастии в подготовке террористических групп на основании показаний лиц, прямо причастных к этому делу. Люди эти клевещут, клевещут подло, мерзко, бесстыдно, их клевета шита белыми нитками, не стоит большого труда ее обнажить, мотив творцов этой лжи прозрачный. Тем не менее! Против этой очевидной лжи я бессилен… Клянусь священной памятью Ленина, я не имел никогда никакого отношения к террористическим речам и делам контрреволюционных бандитов и каннибалов…”.

Это письмо Тер-Ваганяна не было доведено до сведения суда, а 10 августа 1936 года после просмотра обвинительного заключения, за 9 дней до начала судебного процесса, Сталин включил Тер-Ваганяна в число обвиняемых по данному процессу как одного из активных организаторов объединенного троцкистско-зиновьевского центра.

А. Н. Сафонова — бывшая жена И. Н. Смирнова, выступавшая по данному делу в качестве свидетеля (впоследствии осужденная за троцкистскую деятельность), в своем объяснении от 14 июня 1956 года в КГБ СССР и Прокуратуру СССР сообщила, что ею и другими обвиняемыми на следствии и в суде были даны ложные показания. Она указывает, что во время допросов работники НКВД применяли методы морального воздействия, требовали показаний о преступной деятельности, якобы необходимых в интересах партии.

“Вот под знаком этого понимания, — указывала Сафонова, — что этого требует партия и мы обязаны головой ответить за убийство Кирова, мы пришли к даче ложных показаний, не только я, но и все другие обвиняемые”.

Вместе с тем она сообщила о том, что следователь угрожал ей, заявляя, что если она будет упорствовать в даче показаний, то он примет меры к аресту ее сестры, высылке ее детей, а также применит к ней физические меры принуждения. Следователь, сообщала Сафонова, говорил, что показания, которые ей называют в процессе следствия, она должна подтверждать независимо от того, верны они или нет, потому что это так надо для партии.

“Так было на предварительном следствии, — писала Сафонова, — а на суде это усугублялось присутствием иностранных корреспондентов, и все мы, зная, что последние могут использовать наши показания во вред советскому государству, не могли сказать правду”. В результате воздействия следователей, заявляла Сафонова, ее показания, а также показания Мрачковского, Зиновьева, Каменева, Евдокимова и Тер-Ваганяна, которые они дали на предварительном следствии и в суде, на 90 процентов не соответствуют действительности.

Методы, которыми пользовались следователи, особенно ярко видны из заявления Шацкина, написанного им 22 октября 1936 года на имя Сталина. Шацкин был арестован по обвинению в принадлежности к объединенному троцкистско-зиновьевскому центру. В заявлении он сообщил, что ему предъявлено тягчайшее обвинение в причастности к террористическому заговору, в чем он неповинен.

“Не оспаривая законности подозрения следствия и понимая, что следствие не может верить на слово, я все же считаю, — писал Шацкин, — что следствие должно тщательно и объективно проверить имеющиеся, по словам следствия, соответствующие показания. Фактически следствие лишило меня элементарных возможностей опровержения ложных показаний. Лейтмотив следствия: “Мы вас заставим признаться в терроре, а опровергать будете на том свете”.

Далее Шацкин пишет: