“…Нам было заявлено сотрудниками НКВД что вопрос о злоумышленной организации взрывов сомнений не вызывает, ибо арестованные сами сознались в совершенном ими преступлении. Нам было подчеркнуто, что злоумышленный характер взрывов доказан (нам были предъявлены протоколы допросов) и что нам, следовательно, нужно только подтвердить техническую возможность совершения таких взрывов. Исходя из этой установки и руководствуясь предъявленными нам протоколами допросов арестованных, принимая во внимание техническую возможность совершения таких взрывов и указание сотрудников НКВД о необходимости дачи ответов на все вопросы, предъявленные нам, мы и подписали акт экспертной комиссии”.
Показания Ратайчака о том, что по его указаниям проводилась вредительская работа также на Воскресенском химкомбинате и Невском заводе, на предварительном следствии и в суде не проверялись.
Никаких других показаний или материалов об этом в деле нет.
В основу обвинения в проведении вредительской и диверсионной работы в Кузбассе, кроме показаний осужденных, положены заключение экспертизы и материалы так называемого кемеровского процесса.
Он был проведен в Кемерово в ноябре 1936 года, то есть незадолго до суда по настоящему делу. По этому процессу якобы за связь с германской разведкой и вредительско-диверсионную деятельность в Кузбассе, в том числе за организацию взрыва на шахте “Центральная”, повлекшего гибель 10 и тяжелые ранения 14 рабочих, были осуждены к расстрелу 9 инженерно-технических работников.
По этому делу первоначально привлекались также Дробнис, Шестов и Строилов, но материалы в отношении их перед окончанием следствия были выделены в отдельное производство, и на кемеровском процессе они выступали в качестве свидетелей. Впоследствии Дробнис, Шестов и Строилов были включены в число обвиняемых по делу параллельного центра, и вся “преступная деятельность” осужденных по кемеровскому процессу вменена в вину Пятакову и другим.
Позднее было установлено, что экспертиза по диверсионно-вредительской деятельности в Кузбассе была проведена с грубейшими нарушениями закона.
В течение двух недель члены комиссии не выходили из здания Кемеровского горотдела НКВД ни с кем из обвиняемых и должностными лицами предприятий не встречались. Материалы для экспертизы отбирались тенденциозно и только обвинительного характера. Выводы о вредительстве экспертам навязывались, заключение их неоднократно перерабатывалось по указанию работников НКВД.
В феврале 1958 года кемеровское дело было прекращено как сфальсифицированное, за отсутствием в действиях всех осужденных состава преступления.
Показания Серебрякова, Богуславского, Лившица, Князева и Турока об организации ими крушений на железнодорожном транспорте опровергаются приобщенными к делу материалами ведомственных расследований.
Данные проверки дают основание утверждать, что ни-. какой вредительской и диверсионной работы в химической, угольной промышленности и на железнодорожном транспорте обвиняемыми по данному делу не проводилось.
Особый акцент в обвинениях, предъявлявшихся Пятакову, Радеку, Сокольникову, Серебрякову, Муралову, Лившицу, Дробнису и другим, делался на шпионаже в пользу Германии и Японии. Сущность обвинения в шпионаже состояла в том, что Ратайчак, Путин, Граше, Шестов, Строй-лов, Лившиц, Князев и Турок по указанию руководящего ядра параллельного центра поддерживали преступную связь с агентами германской и японской разведок.
В обвинительном заключении и приговоре утверждалось также, что Сокольников и Радек установили контакт и вступили в переговоры с отдельными представителями Германии и Японии с целью получения от этих государств помощи троцкистско-зиновьевскому блоку в борьбе за власть.
Однако имеющиеся в деле материалы о разговорах Сокольникова и Радека с иностранцами не могут служить основанием для такого обвинения. Так, к делу приобщена копия записи беседы Сокольникова, бывшего в то время заместителем наркома иностранных дел, с японским послом Ота от 13 апреля 1934 года по вопросу о японских нефтяной, рыболовной и каменноугольной концессиях на Сахалине.
На предварительном следствии и в суде Сокольников, подтверждая сам факт этой беседы, заявил, что после беседы у него якобы состоялся короткий разговор с Ота по поводу предложений Троцкого японскому правительству. Содержание разговора, как это вытекало из протокола допроса Сокольникова 12 декабря 1936 года, свелось к следующему:
“Сокольников: “Когда Ота и секретарь посольства собрались уходить, Ота несколько задержался. В это время оба переводчика уже вышли из кабинета. Воспользовавшись этим, Ота, в то время как я провожал к выходу, обменялся со мной несколькими фразами”.
Вопрос: Приведите по возможности дословно Ваш разговор с Ота.