Сетования Ратаева на несправедливость высшего начальства вполне оправданные ведь это в его царствование и под его руководством достигла наибольшего блеска провокаторская деятельность Евно Азефа, и это сокровище пришлось оторвать от своего сердца и отдать врагу. “8 августа 1905 года Ратаев в С-Петербурге передал Рачковскому временно находящегося в России секретного сотрудника”. Несомненно, здесь дело идет об Азефе, хотя для нас так же несомненно, что Рачковский не мог не знать Азефа гораздо раньше и, конечно, знал, и виделся, и работал с ним рука об руку.
Подобно тому, как Ратаев при замещении в Париже Рачковского свои доклады по начальству посвящал прежде всего критике и умалению заслуг своего предшественника, также Гартинг в первом же своем докладе делает то же по отношению к Ратаеву. Приводим некоторые наиболее интересные места из длинного рапорта Гартинга Рачковскому от 14 сентября 1905 года:
“Согласно ордеру господина товарища министра внутренних дел заведующего полицией ох 19 минувшего июля о назначении меня заведующим заграничной агентурой Департамента полиции, я отправился в Берлин для принятия архива, который Ланге-Говоров, доверенное лицо действительного статского советника Ратаева, должен был к тому времени передать на хранение нашему генеральному консульству в Берлине. Накануне моего приезда, состоявшегося 19 августа, в генеральное консульство, действительно, был сдан Ланге-Говоровым сундук с бумагами, по вскрытии коего в оном оказался архив, переданный мною в конце минувшего февраля командированному для принятия от меня берлинской агентуре отставному надворному советнику Медникову. Новых же документов, которые поступили бы за последние четыре месяца из Департамента полиции, не оказалось, вследствие чего можно предполагать, что, начиная с марта месяца, розыскная деятельность берлинской агентуры была прекращена.
Единственными новыми бумагами, оказавшимися среди архива, было несколько телеграмм, адресованных г-ну Ланге-Говорову прежде служившим в моей агентуре наружным агентом Вольцом, в которых последний настоятельно требовал высылки денег и извещал о задержании женевской полицией его, Вольца, равно как и другого агента парижской агентуры — некоего Маша.
При личном свидании названный Вольц подтвердил мне содержание упомянутых его телеграмм к г-ну Ланге-Говорову, пояснив при этом, что, работая в Швейцарии без всякого руководства, он и Маш обратили на себя внимание местных властей, были задержаны женевской полицией и засим оба высланы из Женевы. Некоторое время спустя Вольц и Маш по поручению действительного статского советника Ратаева отправились в Дюссельдорф, где Маш был задержан местной полицией за долги и, просидев некоторое время в тюрьме, был выслан затем из Дюссельдорфа.
Из документов, одновременно с сим препровождаемых действительному статскому советнику Лемтюжниковым, Ваше превосходительство, изволите усмотреть, что г. Ратаевым передано действительному статскому советнику Лемтюжникову: архив, 4 наружных агента, 1 секретный сотрудник, некий Светлицкий (псевдоним), как раз случайно пришедший по делам службы в канцелярию агентуры, адреса двух наружных и одного внутреннего агента в Лондоне и список причастных к агентуре Департамента полиции проживающих в Швейцарии лиц (специально занимающихся перлюстрацией писем одного из участков Женевы).
Из содержания вышеупомянутых списков усматривается нижеследующее: в Париже, в агентуре, числится 6 человек Из них Чашников, по старости, производительной работы делать не может. Ильин состоит машинистом. Из 4 наружных агентов для наблюдения употребляются только Самбен и Левек, который, как мне известно из дел, особенными способностями не отличается; Фернбах годен лишь для собирания справок. Бинт же, прежде занимавшийся наружным наблюдением, состоял при действительном статском советнике Ратаеве в роли ближайшего и доверенного помощника; по наружному же наблюдению на него никаких поручений не возлагается, и он заявляет, что наблюдением больше заниматься не будет.
В Женеве находится 6 человек, числящихся в агентуре. Из них Риго, еще несколько лет тому назад бывший наблюдательным агентом, в настоящее время к таковой службе не пригоден вследствие характерной наружности (непомерно толст), Депассель, Баке и Делеамон, состоящие на службе в женевской полиции, пригодны лишь для доставления в Женеве заграничной агентуре Департамента полиции частным образом кое-каких справок о проживающих там революционерах. Мерсие поставляет корреспонденцию для перлюстраций, которой специально занимаются Риго и г-жа Депассель.
В Лондоне наружным наблюдением занимается агент Фарс, а собиранием справок — англичанин Торп.
Таким образом, для надобностей наружного наблюдения в Париже, Лондоне и Швейцарии при настоящем наличном составе в распоряжении заграничной агентуры в действительности остается всего лишь три человека”.