История сыска в России. Книга 2

Ранней осенью 1907 года один из редакторов “Былого” Щеголев побывал в Гельсингфорсе со специальной задачей сообщить Борису Савинкову полученные в редакции данные об этом предательстве. Савинков немедленно же поделился этими сведениями не с кем иным, как с Иваном Николаевичем, т. е. с Евно Азефом. Остальное понятно. Азеф потребовал у своего начальства выяснения источника сведений “Былого” и ликвидации “Былого”, В.Л.Бурцева и редакции…

Бакай был арестован, а Бурцев должен был из Финляндии выехать за границу. Через некоторое время Бакай бежал за границу и присоединился в Париже к Бурцеву, где тот вел борьбу с провокацией и на страницах возобновленного им за границей “Былого”, и на страницах газеты “Будущее”. Третье лицо, Меньшиков, оказало существенную помощь не только Бурцеву, но и делу революции в общем, разоблачив в 1909 году 90 провокаторов, 20 бундовцев, 75 поляков, 25 эсеров, 45 кавказцев и 20 финляндцев.

Впоследствии, на основании указаний Меньшикова, были оглашены: 14 лиц — Бундом, три лица (Алакшина, Лялин и Осиповский) — партией эсеров, несколько — польскими организациями. Кроме того, на основании сведений Меньшикова, по его словам, было опубликовано до 80 шпионов (партийная принадлежность которых была неизвестна) в журналах “Общее дело” В.Бурцева и “Революционная мысль”.

В своей молодости в 80-х годах в Москве Меньшиков был предан одновременно двумя “товарищами”, оказавшимися агентами “охранки”: тем, кто его пропагандировал (Зубатов), и тем, кого он развивал (Крашенинников). Тогда, по его словам, Меньшиков решил вступить в лагерь охранников, чтобы раскрыть приемы их деятельности. Как и Бакай, Меньшиков служил в Московском и Варшавском охранных отделениях. После двадцати лет службы Меньшиков достиг Особого отдела департамента. И в “охранках”, и в центре розыска он собирал материалы, снимал копии, наводил справки и т. д. Разоблачение провокации он начал с известного письма, посланного осенью 1905 года партии эсеров с указанием на предательскую роль Татарова и Азефа. К полной же реализации данных о шпионах он приступил, перебравшись за границу и войдя здесь в связь с Бурцевым.

Сведения Меньшикова подтвердили многие из подозрений Бурцева, а некоторые данные были откровением и для Бурцева. Так, Бурцев узнал, что начальник парижской охранки Гартинг есть тот самый Ландезен, который спровоцировал его самого и его товарищей в 1890 году, и что Ландезен-Гартинг есть Абрам Гекельман.

Следствие, произведенное в 1917 году комиссаром Временного правительства за границей С.Г.Сватиковым и уполномоченным Чрезвычайной следственной комиссии в Париже Е.И.Раппом, имело результатом разоблачение провокаторов, работавших не только при Красильникове (1909 — 1917), но и при Гартинге (1905 — 1909), а также подтверждение целого ряда высказанных Бурцевым в 1907 — 1914 годах догадок и подозрений.

Сватиков произвел допросы в Скандинавии, Англии, Франции, Италии и Швейцарии, а также объединил данные, добытые при вскрытии архива и делопроизводства Департамента полиции, с данными комиссии Раппа в Париже. Результатом сведения этих данных и являются приводимые ниже биографии шпионов и провокаторов. Выборка данных из парижского архива охранки сделана Меньшиковым.

К 1907 году относятся сведения о секретных сотрудниках Каплуне и Шварце. Борис Борисович Каплун, сын делопроизводителя канцелярии туркестанского генерал-губернатора, родился в 1882 году в Ташкенте. Будучи студентом медицинского факультета Женевского университета, он обратился в июле 1907 года в Департамент полиции с предложением своих услуг; назвал себя членом Заграничной Лиги РСДРП и секретарем по внешним сношениям женевской группы этой партии. “Таким образом, — писал Каплун, — в моей возможности проникнуть во все организации, в награду я прошу лишь постоянное место по полиции с окладом не менее 150 рублей в месяц”.

В другом письме Каплун предложил раскрыть заговор о покушении на жизнь московского градоначальника и подробности “дела депутата Озоля”, но только по получении 1 000 рублей. В третьем письме Каплун соглашался уже на получение и половины этой суммы, а в доказательство того, что он не шантажист, приложил явку на бланке бюро женевской социал-демократической группы за подписью Нончева. Заведующий заграничной агентурой Гартинг принял Каплуна в число секретных сотрудников под кличкой Петров. Сообщения Каплуна были многочисленными, но малосодержательными. Доносил он главным образом на анархистов братьев Кереселидзе, Магалова, Бакрадзе и других. Почти все его письма заканчивались просьбою о присылке денег. Скоро, впрочем, товарищи заподозрили Каплуна, и он, симулируя покушение на самоубийство, прострелил себе легкое.

“Мне это было необходимо, — писал Каплун по этому поводу Гартингу, — для укрепления положения. Теперь все — и социал-демократы, и прочие — извиняются и молят, произносят тирады о моей честности”…