История тела. Том 3. Перемена взгляда: XX Век

Может показаться, что с тех пор сожаления Гальтона были несколько забыты. Корреляция между типами отпечатков пальцев и расами нашла отголосок, когда между 1880 годом и I Мировой войной разразилась борьба с «вырождением». Однако в 1920‑е эти идеи отошли на второй план, в 1930‑е — пережили упадок и, наконец, ушли в подполье в течение следующего десятилетия[809]. За одним трагическим исключением, когда подобные «морфологические» поиски были применены к расовому определению в рамках нацистской «антропометрии».

Идея интерпретировать отпечатки пальцев как «преступные» сегодня, безусловно, кажется странной, однако не может быть никакой уверенности в том, что надежды на обнаружение своеобразного биологического маркера, который предопределял бы преступный характер личности, полностью изжили себя: разве в начале 1970‑х годов не ходили разговоры о том, что наличие у человека двух Y-хромосом может объяснять его преступное поведение? Вот в чем заключается опасность, подстерегающая последние достижения в области технологий идентификации личности, основанных на поиске «генетических отпечатков».

Исследование ДНК, действительно, открыло широкие горизонты для судебной медицины. Генетических следов на месте преступления обнаруживается намного больше, чем отпечатков пальцев, что во много раз увеличивает возможности идентификации личности. Вместе с этим создание банков генетических данных позволяет предвидеть разрешение уголовных дел, в которых не найдены виновные, и оправдание несправедливо обвиненных[810]. Однако риски весьма велики: возможные махинации и некомпетентность полиции[811], а главным образом — сохранение собранных генетических данных, касающихся расовой принадлежности или медицинской истории людей, и их корреляция с преступностью[812]. Развитие методов биометрической идентификации личности, целью которых является контроль над «текучей современностью»[813], над изменчивостью отдельных людей и целых групп, остро ставит вопрос об охране частной жизни и защите индивидуальных свобод[814]. Этот риск усиливается значительностью ожиданий как со стороны политических и судебных институтов, так и со стороны общества: это небезосновательный страх обнаружить, как постепенно развивается генетический детерминизм, пробуждающий надежду на то, что в генетической наследственности можно найти биологические маркеры «преступного человека». Лучше было бы не выводить сожаления Фрэнсиса Гальтона из забытья.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ СТРАДАНИЕ И НАСИЛИЕ

ГЛАВА I Бойни. Тело и война

Стефан Одуан–Рузо

Любой опыт войны — это прежде всего телесный опыт. На войне одни тела наносят урон другим телам. Эта телесность войны так глубоко связана с самим феноменом вооруженного противостояния, что очень сложно отделить «историю войны» от исторической антропологии телесного опыта, вызванного военными действиями.