Таким образом, физиогномика содержит в себе историю определенного видения тела. Она не только учит интерпретировать язык «излитой наружу» души, но устанавливает телесные нормы, выявляет «усредненный» физиономический тип, в пропорциях открывает идеал красоты, вытесняет на периферию взгляда деформации, уродства и монструозность. Традиционно (с античных времен) проводя параллели между строением человека и животного, она порождает гибриды и метаморфозы, тем самым ставя под вопрос границы человеческого облика. Она предписывает телесные техники, легитимирует хабитус, осуждает или санкционирует те или иные практики. Кроме того, физиогномика отвечает стремлению к прозрачности индивидуума и общества, дает ключ к идентичности и намерениям, когда их непосредственное восприятие затруднено. Как продолжает Кюро, «это Искусство учит обнаруживать скрытые намерения, тайные поступки и неведомых творцов известных деяний. Наконец, не существует столь глубокого притворства, в которое ей было бы невозможно проникнуть и с которого оно было бы не способно совлечь большую часть покровов»[837]
. Физиогномика принимает участие и в конструировании социальных и сексуальных различий в сфере зримого. Так, Луи–Себастьен Мерсье опознает убийц по невысокому росту: «Жестокие души обитают в ничтожном теле»[838]. Что касается Кюро, то за привлекательными чертами женщины ему чудится множество пороков: «Эта чарующая грация… — не что иное, как обманчивая маска, за которой скрывается несметное количество недостатков»[839]. Таким образом, физиогномическое восприятие ведет к формированию определенного образа тела, памяти, способов ее применения. Но физиогномические дешифровки также обладают собственной историей: на всем протяжении классической эпохи изменяется восприятие того, что считать существенными телесными знаками, усложняется восприимчивость к индивидуальному способу выражения, трансформируется интерпретация человеческого облика[840].Начиная с 1550–х годов в свет начинают выходить метопоскопические трактаты[841]
. Метопоскопия — то же самое по отношению к лицу, что хиромантия — к ладони. У каждого человека на лбу написана его судьба:Однако восприятие тела как носителя определенных черт заметно изменяется на протяжении XVI века. К разряду новаторских сочинений принадлежит главный физиогномический вклад в ренессансную традицию интерпретации тела — «Человеческая физиогномика» Джамбаттиста делла Порты[842]
. Трудно отрицать, что делла Порта был человеком своего времени, об этом свидетельствует его интерес к астрологии и «естественной магии» или обращение к зооморфным сравнениям, строго соответствующее учению о планетарных сигнатурах и симпатических связях. Однако в «Человеческой физиогномике» присутствует и другая логика: забота о методе, точности и сборе естественнонаучных наблюдений за человеческим лицом, которое наделяется новой выразительностью и глубокомыслием. Кроме того, лицо постепенно оживает: скажем, отдельный том своего труда делла Порта посвящает глазам, причем он пытается уловить, в чем состоит выразительность взгляда. Физиогномика стремится рассматривать движение как знак, и чертам лица постепенно придается ранее им не свойственное психологическое измерение.В 1668 году Шарль Лебрен представляет в Королевской академии свои знаменитые лекции «О выражении страстей»[843]
, существенно преобразовав физиогномическую традицию. Напомним, что в 1628 году Уильямом Гарвеем был открыт принцип кровообращения. Тело постепенно лишается магических коннотаций и перестает быть сосудом сокровенных добродетелей. В физиогномике Лебрена на смену человеку–зодиаку приходит человек–машина. Взаимосвязи между внешним видом и внутренним устройством теперь объясняются с помощью категорий иного порядка, заимствованных из медицины, геометрии, арифметики, из философии и эстетики опознанных и укрощенных страстей. Лекции Лебрена — первая глава анатомии страстей.