Работы Джорджио Багливи, младшего современника Борелли и профессора анатомии в Папской школе в Риме, представляют собой кульминационный момент в развитии ятрофизики. В «О медицинской практике» (1696)[956]
он утверждает, что «в том, что касается естественного движения, человеческое тело — не что иное, как набор химико–механических реакций, обусловленных теми же принципами, что и чисто механическое движение». Багливи прекрасно отдавал себе отчет в тех трудностях, с которыми приходилось сталкиваться первопроходцам научной медицины: ученые теории, которыми они так гордились, по–видимому, не вели к более эффективным терапевтическим мерам. Взаимосвязь между фундаментальными исследованиями и медицинским прогрессом оставалась пока непредсказуемой и неосвоенной.Еще одним новаторским направлением была ятрохимия. Если физика хотела при помощи законов физики разобраться с человеческим костяком, то ятрохимики рассчитывали достичь желаемого результата при помощи химического анализа. Отвергая теорию гуморов как устаревшую и не имеющую под собой реальности, некоторые ученые вернулись к химическим теориям швейцарского ниспровергателя традиций Парацельса (Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенхайма, 1493–1541)[957]
. Кто–то считал его шарлатаном, но многие почитали как одного из крупнейших реформаторов медицины. С 1627 года Парацельс был городским врачом Базеля. Он восхищался простотой мысли Гиппократа и уважал мудрость народной медицины, был уверен, что силы природы и воображения способны врачевать тело и успокаивать дух. Последователи Парацельса также использовали взгляды его преемника, голландца Яна Баптиста ван Гельмонта[958]. Ван Гельмонт отверг идею Парацельса о единственном ферменте (или личном демоне), вместо этого предложив концепцию, согласно которой каждый орган обладает собственным специфическим «духом» (blas), регулирующим его работу. В этой идее «духа», выдвинутой ван Гельмонтом в середине XVII века, нет ничего мистического; он вкладывал в нее чисто материальный и химический смысл. Согласно ван Гельмонту, все жизненные процессы имеют химический характер, пусковым механизмом которого служит фермент или особый газ. Эти ферменты — невидимые духи, способные преобразовывать пищу в живую плоть. Такие процессы преобразования идут во всем теле, но особенно в желудке, печени и сердце. Ван Гельмонт считал, что телесное тепло есть побочный продукт химического брожения и что система в целом управляется душой, находящейся в подложечной впадине. Так, химия (в широком понимании) является ключом к самому бытию. Конечно, это был радикальный взгляд. Ги Патен, возглавлявший ультраконсервативный Парижский медицинский факультет[959], объявил ван Гельмонта «сумасшедшим фламандским проходимцем». Идея физической души продолжает преследовать тело, поскольку ею по–прежнему одержимы медики.Одним из главных преемников ван Гельмонта стал Франц де ла Боэ (Франсуа Дюбуа, Франциск Сильвий). Будучи сторонником теории Уильяма Гарвея, Сильвий, тогда преподаватель Лейденского университета, настаивал на важном значении кровообращения с точки зрения общей физиологии[960]
. Он осуждал идеи ван Гельмонта за избыточный эзотеризм и старался заменить «его» ферменты и газы телесными процессами, сочетая химический анализ с теорией кровообращения. Еще в большей степени, чем Ван Гельмонт, Сильвий концентрировал внимание на пищеварении, утверждая, что процесс брожения происходит во рту, в сердце — где переваривающий огонь поддерживается за счет химических реакций — и в крови, распространяющей его по костям, сухожилиям и плоти.К 1700–м годам прогресс в сфере общей анатомии и постгарвеевской физиологии заставляет ученых мечтать о научном понимании устройства и функций тела, достижимом при помощи таких новых и престижных дисциплин, как механика и математика. В течение следующего столетия научная медицина, без сомнения, смогла достичь некоторых из поставленных целей, но испытала и ряд провалов.
На протяжении XVIII столетия — века Просвещения — исследования по общей анатомии (костей, суставов, мышц, волокон и пр.) идут по направлениям, намеченным Везалием и его последователями. Появляется множество великолепных анатомических атласов, демонстрирующих высокое мастерство художников и достижения полиграфии, сочетающих прекрасное с полезным.