История тела. В 3-х томах. Том 1. От Ренессанса до эпохи Просвещения

Умерев однажды, святой тем не менее всегда может напоминать о себе верным. Он является им, напоминает о невыполненных обязательствах, иногда карает их плоть. Поскольку они знают, что связывающее их соглашение предполагает ряд обязательств, которых они не могут нарушить, грешники не рискуют отступать от правил. Когда говорит тело святого, остается только повиноваться.

Прославление святого, его вознесение при помощи ангелов — последний этап его жизни. Он отсылает к двум образцам: святому апостолу Павлу, который писал: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба» (2 Кор. 12:1–2), и святой Магдалине, привычной к такого рода восхождениям, поскольку «ангелы возносили ее семь раз в день, чтобы она могла слушать их небесное пение». Эта тема была очень дорога Контрреформации и часто иллюстрировалась художниками на больших заказных полотнах. Часто святых покровителей изображали именно в момент движения — вознесения на небо: так Сурбаран изобразил Святого Иеронима, а брат Лука[117] — святого Педро д’Алькантара. Расположение тела всегда подчиняется одним и тем же условностям. В центральной части полотна — святой, чей взгляд устремлен к небу, руки воздеты, ладони раскрыты, а ноги слегка согнуты, вверяется группе маленьких ангелов в самых экстравагантных позах, которые поддерживают в воздухе его тело, стремящееся к раю. В верхней части изображения открываются небеса и божественный свет пронзает облака, заливая сцену барочным сиянием; возможно, в этих огромных композициях Контрреформации следует прозревать свидетельство разрыва, волнения умов и, в конечном счете, конец прежнего видения мира[118]. Внизу пейзаж отображает края, в которых святой жил на земле и которые отныне находятся под его попечением. Также присутствуют символы — атрибуты святого, иногда их несут ангелы, например цепи Педро д’Алькантара или кардинальская шляпа святого Иеронима.

13. Тело в ожидании воскрешения

Если желание слиться с Христом свидетельствует о стремлении избранных душ разделить его страдания, то простой верующий хочет обеспечить себе место на небе подле Бога. Смерть похищает верующего и кладет конец его испытаниям на этой земле. После исчезновения тела следует долгое время отдохновения перед Страшным судом, ведь надежда, всегда пронизанная сомнениями, — это надежда на то, что душа и тело воскреснут, чтобы пребывать по правую руку от Бога[119].

Останки умершего ждут своего часа в «освященной земле, опочивальне верующих перед Воскресением»[120]. До XVI, даже до XVII века тела наскоро зарывали на приходском кладбище. Состояние очевидного запустения, в котором находились эти гробницы, перепутанные кости умерших, проведение собраний у могил, блуждание по кладбищу стад часто изобличались прелатами в ходе их пасторских визитов. Эта критика была связана с определенной действительностью: жизнь в окружении мертвых, жизнь, тесно связанная со смертью, посещение мертвыми мира живых — все это входит в сельское понимание существования, видение потустороннего, к которому церковь — или хотя бы местный пастырь — казалось бы, давно приспособилась, но с которой она теперь не согласна и борется. Приводя гробницы в порядок, требуя соблюдения благопристойности на территории, где хоронят мертвых, духовные авторитеты желали вызвать к ним большее уважение. Почтение, порядок, благопристойность — вот те слова, которые обычно выходили из–под пера служителей церкви.

В Бретани конца XV века настойчивый призыв больше не разбрасывать в беспорядке человеческие кости приводит к строительству «реликвариев» — своего рода служебных помещений, где временно хранятся останки[121]. Но лишь в XVI и особенно в XVII веке практика объединения останков получила распространение. Их сваливают в кучу под сводами южного портика церкви, превращенного в склад скелетов, к которому ведет лестница, или же на кладбище строится деревянная галерея — своего рода навес, под который кропотливо складывают побелевшие останки предков. В итоге наиболее зажиточные приходы нижней Бретани, такие как Сен–Тегоннек, обзавелись оссуариями из добротного камня, соединенными одной крышей с поминальной часовней.