Она, конечно, очень изменилась, стала жесткой, категоричной, от былой наивности и доверчивости не осталось и следа, взгляд стал колючим, холодным. Ее уже ничего не удивляло и не умиляло, детская непосредственность и мечтательность сменились настороженностью и замкнутостью, и это не удивляло. Удивляло и даже восхищало другое, что она не только выжила, но и не сломалась, не сошла с ума, не возненавидела весь мир, не деградировала.
— Мне кажется, ты считаешь своих братьев чудовищами. Я все понимаю, но… все же хочу заметить — ты не права. Каждый из них по-своему переживает то, что произошло с тобой. — Да ты что?… Наверное, пропустили с горя… пару светских вечеринок… а Танжера… лишили ужина? — Танжера сняли с должности.
— Надо же, какие страсти… на неделю сняли или на… две?
— На полгода, — вздохнул Ян. — Братья ежедневно справляются о твоем здоровье и очень переживают, особенно Серж.
— Ага. Сейчас заплачу… от жалости и умиления… ты свой белый халат… на адвокатскую мантию поменял, да?
Ян с сожалением посмотрел на девушку. Он убрал шрамы с ее тела и лица, но сколько понадобится времени, чтобы убрать и изгладить шрамы с ее души?
— Нет. Я просто пытаюсь быть объективным. Никто не может наказать нас больше, чем мы сами себя наказываем. Каждому человеку дана своя ноша и не больше, чем он может осилить. Один выносит на своих плечах то, что не посильно для других и в дальнейшем гордится собой, живет в ладу со своей совестью, а другой совершит нечистоплотный поступок, увернется от ответственности и всю жизнь потом живет с этой тяжестью, мучимый совестью и воспоминанием, отравляющим жизнь. Он ничего не может исправить и изменить — собственное малодушие загоняет его в итоге в тупик, превращает жизнь в ад.
— А как быть с поступком… совершенным не по собственной воле, если ты… не можешь им гордиться и стыдишься… того, что выжил?.. Если этот поступок… отравляет тебе жизнь, ставит крест на будущем, а человек… который помог тебе… его совершить… живет спокойно и счастливо, уверенный… в своей правоте?…
— Рано или поздно жизнь расставит все на свои места, а насчет поступка… ты сама сказала — совершен не по собственной воле, значит не поступок, а сам человек ставит крест на будущем. Поставь крест на прошлом и начни все сначала.
— Глупая у тебя… философия, если ей следовать, то… если я убью не по собственной воле, то… буду жить долго и счастливо, для этого… нужно просто забыть… недоразумение, а если убью по собственной воле… то меня замучает совесть… Только все наоборот… Я убила сознательно, планомерно и обстоятельно готовясь к этому… и убила бы снова, и это… один из немногих поступков… которыми я действительно горжусь… фактически единственное… воспоминание, совершенно… не омрачающее мое сознание и память… не вызывает и малейшего сожаления.
Ян удивленно посмотрел на Анжину. Он не ожидал, что эта добрая, хрупкая и ранимая девушка способна кого-либо убить и тем более рассуждать на эту тему с гордым достоинством и спокойствием.
"Интересно, чего я еще о ней не знаю"? — подумал Ян.
— Ты хочешь сказать… — Все, что хотела — я сказала… если тебе не трудно… позови нового капитана… мне нужно получить… ответы на… некоторые вопросы.
— Анжина, я как врач советую повременить с вопросами и ответами — ты слишком слаба.
Она действительно чувствовала себя усталой и разбитой. Небольшая беседа отняла у нее все силы.
— Ты… не понимаешь… мне очень нужно, — прошептала девушка, засыпая. — Спи. Проснешься, позову капитана.
Глава 17
Прошел почти месяц, прежде чем Анжина смогла вернуться к разговору. Ей казалось, что выздоровление не наступит никогда. Изо дня в день, из ночи в ночь тело подводило ее, каждое движение или слово отдавалось болью, которая фактически не отпускала ни на минуту, парализуя мысли и желания. Девушка напоминала себе трухлявое дерево, пень — рассыпется никчемное существо, растение в теплице. Она совершенно измучилась от бездействия, беспомощности и постоянной боли. Ей хотелось выдернуть все проводки, дозиметры, заставляющие ее жить, и покончить со всем раз и навсегда, но одно незавершенное дело заставляло ее сносить бесцветное существование, выполнять назначенные Яном процедуры.
Она не знала, кому доверится, чтобы ее усилия не канули в лету, да и не поздно ли что-либо решать? Имеет ли она права наследницы или права полутрупа, по которому тоскует крематорий?