История Тома Джонса, найденыша. Том 1 (книги 1-8)

В настоящем походе его сопровождали еще три офицера. Во-первых, лейтенант, француз по происхождению, успевший вследствие долгого пребывания в Англии забыть свой родной язык, но не успевший, однако, выучиться английскому, так что по-настоящему он не говорил ни на одном языке и с трудом объяснялся, даже когда речь шла о самых обыкновенных вещах; кроме того, два совсем юных прапорщика, один из которых воспитывался у стряпчего, а другой был сыном жены дворецкого в барском доме.

По окончании обеда Джонс рассказал сотрапезникам, как веселились солдаты в пути.

– И все же я готов побожиться, – прибавил он, – что, несмотря на всю их шумливость, при встрече с врагом они будут вести себя, как греки, а не как троянцы.

– Греки и троянцы! Что это за звери? – спросил один из прапорщиков. – Я знаю все войска в Европе, а о таких не слышал.

– Не притворяйтесь более невежественным, чем вы есть на самом деле, мистер Норсертон, – сказал почтенный лейтенант. – Вы, наверное, слышали о греках и троянцах, хоть, может быть, и не читали Гомера в переводе Попа. Гомер сравнивает – мистер Джонс напомнил мне это место – троянских воинов с гогочущими гусями[134] и очень хвалит молчаливость греков. Клянусь честью, замечание нашего волонтера совершенно справедливо.

– Ей-богу, отлично это помню, – сказал француз, – мы читали это в школе мадам Дасье: греки, троянцы, они сражались за женщину; oui, oui, мы все это читали.

– Черт бы побрал этого Гомеришку! – воскликнул Норсертон. – Знаки от него до сих пор не зажили на моей… Вон Томас, наш однополчанин, вечно таскает с собой в кармане Гомера. Будь я проклят, если не сожгу его, попадись он мне только в руки! Был там и другой сукин сын – Кордериус[135]; за него тоже перепало мне немало розг.

– Так вы были в школе, мистер Норсертон? – спросил лейтенант.

– Был, пропади она пропадом! – отвечал Норсертон. – Черт бы подрал моего родителя за то, что послал меня туда! Старикан хотел сделать меня попом – да шалишь, старый хрыч, я тебя околпачу! Не такой я идиот, чтобы пичкать себя твоим вздором! Вот и Джемми Оливер, из нашего полка, тот тоже чуть было не попал в попы, и как жаль было бы: он такой красавец! Но провел своего хрыча почище меня: ни читать, ни писать не умеет!

– Вы даете очень лестную характеристику вашему приятелю, – сказал лейтенант, – и вполне им заслуженную, смею сказать. Только оставьте, пожалуйста, Норсертон, вашу глупую и скверную привычку сквернословить. Уверяю вас, вы ошибаетесь, если думаете, что это остроумно и приятно в обществе. Послушайтесь также моего совета: перестаньте поносить духовенство. Оскорбительные прозвища и хула на целую корпорацию всегда несправедливы, особенно когда направлены на такие священные обязанности: ведь поносить корпорацию – значит поносить обязанности, которые она исполняет. Предоставляю вам самим судить, насколько несообразно такое поведение в людях, идущих сражаться за протестантскую религию.

Мистер Аддерли (так звали второго прапорщика), который до сих пор напевал какую-то песенку, пристукивая каблуками, и, казалось, не слушал, о чем идет разговор, сказал теперь:

– Oh, monsieur, on ne parle pas de la religion dans la guerre[136].

– Хорошо сказано, Джек, – поддержал его Норсертон. – Если бы все дело было только в la religion, так пусть попы и дерутся между собой вместо меня.

– Не знаю, джентльмены, каково ваше мнение, – сказал Джонс, – но, по-моему, не может быть ничего благороднее, как защищать свою религию; из немногих прочитанных мной книг по истории я сделал заключение, что храбрее всех сражались солдаты, одушевленные религиозным пылом. Что касается меня лично, то, хотя я люблю короля и родину, надеюсь, не меньше других, все же интересы протестантской религии являются немаловажной причиной, побудившей меня сделаться волонтером. Норсертон лукаво подмигнул Аддерли и шепнул ему:

– Давай-ка посмеемся над ним, Аддерли, проучим нахала. – Потом, обратившись к Джонсу, сказал: – Я очень рад, сэр, что вы поступили волонтером в наш полк, потому что, ежели наш поп хватит лишнее, вы с успехом можете заменить его. Полагаю, вы были в университете, сэр; разрешите узнать, в каком колледже?[137]

– Я не был не только в университете, сэр, – отвечал Джонс, – но даже и в школе: видите, какое у меня преимущество перед вами!

– Я высказал свое предположение лишь на основании ваших обширных познаний, – заметил прапорщик.

– Ах, что касается познаний, сэр, – отвечал Джонс, – то их можно приобрести не бывши в школе, равно как и бывши в ней – не научиться ничему.

– Прекрасно сказано, волонтер! – воскликнул лейтенант. – Право, Норсертон, лучше оставьте его в покое: не по зубам орешек!

Язвительное замечание Джонса не очень понравилось Норсертону, но он счел его не настолько обидным, чтобы ответить на него ударом либо словами «мерзавец» или «подлец» – единственные реплики, которые приходили ему на ум. Словом, он промолчал, но решил при первом удобном случае ответить на шутку оскорблением.