История Тома Джонса, найденыша. Том 1 (книги 1-8)

Вооруженная этой удивительной осведомленностью, миссис Вестерн сделала, как ей казалось, важное открытие в душе Софьи. Первый намек подало ей поведение девушки на поле битвы; возникшие у нее тогда догадки были подтверждены кое-какими наблюдениями, произведенными в тот вечер и на другое утро. Однако она очень боялась совершить ошибку и потому целые две недели носила тайну в груди своей, выдавая ее только косвенными намеками: кривыми улыбками, подмигиванием, кивками и роняемыми время от времени загадочными словами, что сильно встревожило Софью, но не произвело ни малейшего впечатления на ее отца.

Но, проникшись наконец твердым убеждением в справедливости своих догадок, миссис Вестерн однажды утром воспользовалась случаем, когда осталась наедине с братом, и прервала насвистываемую им песенку следующими словами:

– Скажите, братец, вы не заметили в последнее время ничего особенного в моей племяннице?

– Нет, не заметил, – отвечал Вестерн. – А разве с ней что-нибудь неладно?

– Да, мне кажется, что неладно, – отвечала миссис Вестерн, – и очень даже неладно.

– Странно: она ни на что не жалуется, – воскликнул Вестерн, – и оспа у нее уже была!

– Братец, – возразила миссис Вестерн, – девушки подвержены и другим болезням, кроме оспы, подчас гораздо опаснейшим.

Эти слова привели сквайра в сильное беспокойство, он серьезно попросил сестру не томить его и сказать, уж не заболела ли Софья, прибавив, что, как ей известно, он любит дочь больше жизни и пошлет для нее на край света за лучшим доктором.

– Полно, успокойтесь, – отвечала сестра с улыбкой, – болезнь ее не такая страшная. Но, я думаю, братец, вы не сомневаетесь, что я знаю свет, так поверьте мне: или я ошибаюсь, как никогда в жизни, или моя племянница безнадежно влюблена.

– Что? Влюблена?! – с гневом воскликнул Вестерн. – Влюблена без моего ведома?! Да я лишу ее наследства, прогоню со двора нагишом, без гроша! Как?! За всю мою доброту и за всю мою любовь влюблена, не спросив моего позволения?!

– Надеюсь, – возразила миссис Вестерн, – вы не прогоните дочери, которую любите больше жизни, не узнав раньше, на ком она остановила свой выбор. Предположим, он пал на того, кого вы и сами пожелали бы ей в женихи, – надеюсь, вы не станете тогда на нее сердиться?

– Понятно, нет, – вскричал Вестерн, – это другое дело! Если она выйдет замуж за человека, которого укажу ей я, так пусть себе любит, кого ей вздумается, мне до этого дела нет.

– Вот это разумно сказано, – отвечала сестра. – Но я думаю, что человек, на которого пал ее выбор, – тот самый, кого и вы для нее выбрали бы. Если это не так, то все мое знание света никуда не годится, а согласитесь, братец, что я все-таки его довольно знаю.

– Не буду спорить, сестрица, – сказал Вестерн, – вы знаете свет не хуже всякой другой: это по женской части. Не люблю я только, когда вы толкуете о политике: это наше дело, и юбкам нечего в такие дела соваться. Но кто же, однако, ее избранник?

– Так я вам и скажу! Нет, извольте догадаться сами. Такому великому политику, как вы, это нетрудно сделать. Ум, который проникает в кабинеты государей и открывает тайные пружины, приводящие в движение государственные колеса всех политических машин Европы, конечно, легко разгадает, что творится в простом и неискушенном сердце девушки.

– Сестра, – нетерпеливо воскликнул сквайр, – я уже не раз просил вас оставить в разговоре со мной эту придворную тарабарщину! Говорю вам, что вашего жаргона я не понимаю, хоть и читаю журналы и «Лондонскую вечернюю почту». Случается, правда, что та или другая строчка поставит в тупик, потому что половина букв пропущена, а все же я прекрасно знаю, что это значит: знаю, что наши дела идут не так хорошо, как следовало бы, и все из-за взяток да подкупов.

– Ваше деревенское невежество внушает мне истинное сожаление, – сказала миссис Вестерн.

– Неужто? А мне так ваша столичная ученость внушает жалость. Чем угодно готов быть, только не придворным, не пресвитерианцем и не ганноверцем[103], как иные.

– Если вы намекаете на меня, – отвечала сестра, – так ведь вы знаете, братец, что я женщина, и, стало быть, это не имеет никакого значения. Кроме того…

– Я знаю, что ты женщина, – перебил ее сквайр, – и счастье твое, что женщина. Если бы ты была мужчиной, так я уже дал бы тебе щелчка.

– В этих щелчках все ваше воображаемое превосходство. Кулак у вас действительно крепче нашего, а мозги – нисколько. Счастье ваше, что вы можете нас прибить, иначе, поверьте, благодаря превосходству нашего ума мы сделали бы всех вас тем же, чем уже сделали стольких храбрых, мудрых, остроумных и образованных: нашими рабами.

– Очень рад, что знаю ваши намерения, – отвечал сквайр, – но об этом потолкуем в другой раз. А теперь скажите, кто же он, однако, этот избранник дочери?