История Трапезундской империи

Теоретически был возможен и путь по суше от Пропонтиды до Понта, вдоль морского берега[235], но он редко использовался в античности и Средневековье на всем протяжении из-за необходимости преодолевать многочисленные горные отроги и реки. Чаще использовались отрезки этого пути между главными портами, а от Трапезунда до Вати (Батуми) вплоть до XIX в. сколько-нибудь пригодных сухопутных дорог не было вовсе и сообщение осуществлялось по морю[236]. Тем не менее Прокопий Кесарийский измерял расстояние от Халкидона до реки Фасис 52 днями пути человека налегке, возможно, преуменьшая время возможного перехода[237]. Основной же северный сухопутный путь через Анатолию, известный еще с доисторических времен и используемый римскими и византийскими армиями, пролегал значительно южнее Понта — от Константинополя по долинам рек Амний (Тёк Су), Галис и Ликий (Келькит) к Амасии, Неокесарии, Колонии, Феодосиуполю (Карину, Эрзеруму). При этом район Саталы, лежащей на этом пути, играл ключевую стратегическую роль. Он контролировал «проход» как на север, к понтийским областям, так и в центр Анатолии. Поэтому в Сатале размещались значительные римские и византийские гарнизоны, а близ нее происходили многие кровопролитные сражения, решавшие судьбы региона (битвы Византии с персами в 530 и 623 гг., битва сельджуков с татаро-монголами при Кёседаге в 1243 г., столкновения Мехмеда II с Ак-Куйунлу в 60–70-е гг. XV в.). Путь от Трапезунда через Пайперт к Сатале позволял снабжать гарнизоны продовольствием и вооружением, доставляемыми по морю[238]. В IX в. через Пайперт проходили пути паломников (с Кавказа и из Трапезунда) в Иерусалим. В Пайперте старцы получали подаяние на этот нелегкий и дальний путь[239].

Торговые пути с севера на юг по суше не были лишены опасности как от нападения врагов, разбойников, так и от диких зверей. Волки и медведи могли испугать скот и загнать его в горы или загрызть на ночных стоянках[240]. Даже трехдневное путешествие по трудным горным дорогам казалось длинным[241]. Большим препятствием в пути были частые густые туманы и низкая облачность, особенно в восточной части Понта[242]. Однако автор сочинения об османах рубежа XV и XVI в. (возможно, Дж. М. Анджойелло) измеряет даже путь от Трапезунда через Армению, Сирию, Палестину до Каира в 40 дней конного перехода[243].

Морские дороги были зачастую удобнее сухопутных, хотя более чем тысячекилометровое плавание от Константинополя до Трапезунда вдоль берегов Анатолии и в древности, и в Средние века считалось трудным. Легче было сообщение между севером и югом. Лежащие друг против друга мысы Карамбис (Керемпе) на Анатолийском берегу и Криуметопон (Бараний Лоб) — на Крымском лежали на оси в самом узком месте Черного моря и как бы делили его на два моря[244]. Именно вдоль этой оси шли нисходящее и восходящее течения, с древности используемые мореходами для быстрейшего пересечения Эвксинского Понта. Уже с конца v–начала IV в. до н. э. этот кратчайший морской путь был освоен греками и активно использовался в течение всего Средневековья[245]. Привычной была навигация и вдоль северного побережья Анатолии, и в Азовском море[246].

К сложностям плавания в Черном море античные и средневековые авторы относили туманы «по всей окружности» Понта, большое число отмелей и оледенение северной части моря в зимнее время[247]. Осенние бури с сильным встречным ветром также представляли опасность; плотная пелена дождя, волны, захлестывающие палубу, и вздымающиеся до неба, невидимого для плавающих — таким рисует шторм у берегов Пафлагонии агиограф, описывающий путь из Константинополя в Трапезунд. Чтобы спасти людей и судно, капитан был вынужден прибегать к традиционному средству — выбрасыванию всего груза за борт[248]. Опасными для навигации в бурю считались и устья рек, например Сангария, при впадении в море образовывавших воронки, сложные и опасные течения[249]. Зимнее плавание еще в IX в. казалось делом исключительным и рискованным, требующим мужества, причем даже путь между Амастридой и Трапезундом расценивался агиографом как долгий, а зимой еще и опасный[250]. Ситуация сильно изменилась с XIII в., когда иные корабли и мореходный опыт генуэзцев и венецианцев фактически расширили сезонные рамки навигации, всегда не лишенной риска, сделав и зимние перерывы более короткими и подчас не обязательными[251]. Но и в этом случае даже путешественник начала XVII в. жаловался на переменчивые ветры и изрезанность побережья, мешавшее кораблям приставать, особенно на участке от Амастриды до Синопа[252].