История Трапезундской империи

В 1461 г. «посольство» Лудовико завершилось, когда Трапезундской империи более не существовало. То обстоятельство, что связи с Востоком стали делом рук ловких авантюристов, свидетельствовало о кризисе латинской миссии в Передней Азии. Сам Пий II, будучи человеком разносторонних дарований, писателем, поэтом, гуманистом, питал интерес к Понту не только как политик, но и как ученый, описав Трапезунд и его область в своем историко-географическом трактате[2813]. Его часть — De Asia — создавалась одновременно с походом Мехмеда II на Трапезунд, о чем папа узнал от венецианцев, не преминув отметить горестное положение императора, который, по признанию папы, искал его поддержки[2814]. Но после Мантуанского собора, где Пий II тщетно призывал ведущих государей Европы объединиться для борьбы с османской угрозой, он убедился в том, что идея нового Крестового похода не привилась. Уже и на самом соборе (то есть до падения империи) в речи кардинала Виссариона Никейского Пафлагония и Понт назывались в числе захваченных турками[2815]. Папе оставалось лишь объяснить причину бедствий трапезундского императора, и он нашел ее: христианскому государю не следовало отдавать в жены свою дочь за турецкого правителя (имелся в виду брак дочери Иоанна IV Феодоры и хана Белобаранной орды Узун-Хасана): этим он ослабил свою веру[2816]. Однако всего лишь год назад папа во время «посольства» Лудовико надеялся на восточную лигу против османов, в которой именно Узун-Хасан играл значительную роль. Да и в дальнейшем Венеция с папского благословения пыталась блокироваться с Узун-Хасаном, ставшим шахом Персии[2817].

Несколько другой мотив звучит в письме Пия II к Мехмеду II уже после падения Трапезунда. Предостерегая султана от нападения на Италию, папа замечал, что Мехмед не имеет на ее земли никаких прав: ни он, ни его предки не бывали там и не владели ею. Но если он попытается напасть на нее, то почувствует, что сражается с мужами. Признавая огромность захватов и Константинополя, и Перы, и Пелопоннеса, и Валахии, и Синопа (родины Митридата), и Трапезунда, папа предупреждает Мехмеда, что италийцы отличаются куда большим мужеством, чем жители Понта, которых легко победили еще Цезарь и Помпей: «Иная природа италийцев, другие силы, другая натура, другие души». И все же события похода 1461 г. и падение таких сильных крепостей, как Синоп и Трапезунд, произвели на папу большое впечатление, он не мог скрыть этого и в письме к султану: «И показалось тебе, что это много, и мы утверждаем, что это не мало»[2818].

Обращаясь в 1461 г. к французскому королю Людовику XI, Пий II вновь указывал на рост османской угрозы и значительность турецких завоеваний в Азии и Греции, на реальную опасность для Европы[2819]. Но попытки использовать падение Трапезунда в целях организованного отпора туркам не находили отклика, хотя мотив трагической судьбы Константинополя и Трапезунда и их императоров неоднократно повторялся в 60–90-е гг. XV в. представителями папской курии: епископом Терни Джованни Кампани перед лицом императора Фридриха III на сейме в Регенсбурге[2820], кардиналом Гурка Раймундом в послании к гельветам[2821], в слове архиепископа Диррахия Паоло Анджело к Георгию Кастриоту Скандербегу[2822], в речах гуманистов Баттиста Платины, Филиппа Псевдо-Каллимаха Буонаккорси[2823] и др. Высказанная в 1461 г. Пием II версия о причинах погибели Трапезунда оказалась удивительно живучей в многолетней практике папской дипломатии. Почти через 150 лет, на Варшавском сейме 1596 г., ее повторил, призывая польских панов к войне с турками, папский легат епископ Каэтанский Бенедикт. Он сказал, что пока трапезундские императоры не вступали в родство с турками (мусульманами), до тех пор сохраняли свое государство[2824].

Таким образом, до начала XIV в. папы ограничивались пропагандой союза церквей, добивались от Великих Комнинов главным образом благоприятствования миссионерской католической деятельности на Востоке. Вероятно, трапезундские правители не препятствовали этому ни в пределах империи, ни в более широких масштабах. Не зря ал-Умари в первой половине XIV в. писал, что трапезундский император пользовался высоким уважением пап[2825].

В дальнейшем, с организацией устойчивых итальянских факторий в Трапезунде, интерес к нему пап рос. В городе была учреждена католическая епископия, усилилась активность орденов францисканцев и доминиканцев.

В XV в., в ходе подготовки Флорентийского собора, Трапезунд находился в центре внимания пап, использовавших положение его церкви во вселенском патриархате и громкий императорский титул в борьбе с противниками папской власти в Европе. То, что Трапезунд пошел на заключение унии, объясняется более его связями с Византией, чем прямыми контактами с папами и выгодами от сближения с ними.