Бросаться в объятья друг друга они не стали — было не до того.
— Так, Сивка, наш батальон…
— Я знаю, где он, — перебил Сивка. — За аэродромом, в лесу, да?
Удивляться познаниям мальчишки Заболотин не стал, только кивнул и продолжил:
— Патроны ещё есть?
— Полтора магазина, — отрапортовал найдёныш, всё так же бестолково улыбаясь.
— Хорошо. Тогда отправляйся к нашим, пусть выручают. Скажи, это правда очень важно. Понял?
— Так точно, — «уставная» фраза слетела с губ Сивки просто и естественно.
— Выполняй.
Выхода не было. Раненого надо доставить к своим во что бы то ни стало. Даже ценой собственной жизни и… нет, о смерти этого белобрысого недоразумения, без которого в груди гуляли стылые ветра, думать не получается на физическом уровне. Сердце прихватывает, словно у столетнего деда.
Мальчишка перехватил свой «внучок» поудобней, последний раз бросил полный незамутнённого детского счастья взгляд на командира, широко улыбнулся и канул. По-пластунски, плавно, от укрытия к укрытию. Профессионально.
А потом вдруг очень даже непрофессионально дёрнул куда-то в сторону и окончательно исчез из виду. Орать «дурной!» и шипеть «сам убью!» толку уже не было.
… Спустя вечность в какофонию звуков боя вклинился визгливо-натужный вой неизвестно откуда взявшегося мотора, грохот, с каким машина прыгает по ухабам, и — вот он, четырёхколёсный монстр выринейского производства по заокеанским технологиям. Застыл, хлопая смятой «штурманской» дверью, и мальчишеский дискант не попросил, не крикнул — приказал:
— Залазьте! Так быстрей!
— Я что сказал?! — Заболотин не мог описать всю полноту охвативших его чувств. Горячей всего оказалось желание выдрать юного безумца так, чтоб потом неделю садиться не мог и впредь соображал, что творит.
— Затаскивай раненого, — уже жалобней крикнул несносный мальчишка. — А то подорвут к навкиной матери, пока я тут торчу…
В салоне машины царила отвратительная смесь запахов: горелых резины и волоса, пороха, крови, чего-то ещё непонятного… Но до амбре никому дела нет. Ровно как и до весьма характерных следов трупов, которые нашли на этих четырёх колёсах свой конец, но куда-то из машины подевались.
Сивка почти сполз с сиденья — длины ног не хватает, чтобы нормально рулить — но газанул решительно, как только Заболотин втащил раненого и забрался следом.
— Ты где водить научился? — единственный вопрос, который смог выдавить из себя Заболотин в той адской болтанке по разбитой в хлам взлётной полосе.
— Чинга, — сумасшедше улыбнулся мальчишка. — Давал пару раз порулить…
По автомобилю стучали пули, ещё чуть-чуть, и под колесом хлопнула бы граната, но Сивка в последний момент словно почуял это, вывернулся, чуть не завалив четырёхколёсного монстра на бок, и смертельные осколки приняло на себя разрушенное здание.
— Наши нас убьют, — вдруг понял Заболотин. Эта мысль должна была ему придти в голову с самого начала, но когда болтаешь на полу машины в обнимку с раненым — голову поднять невозможно из соображений безопасности, и мысли не могут её, голову, найти.
— А?! — стараясь перекричать творящийся вокруг ад, крикнул Сивка, тоже почти сползший на пол и рулящий вслепую, наудачу, лишь изредка привставая, чтобы убедиться в верности выбранного направления.
Машину со скрёжетом влетела во что-то, но пережила это, и Сивка, вывернув руль, продолжил сумасшедший автопробег.
— Наши выринейский джип сами подорвут! — крикнул Заболотин, как только к нему вернулось дыхание.
— Да? — мальчик даже удивился, но от этого только больше вдавил газ. — Ну…
— Тормози метров за тридцать до башни ЛЭП! Дальше пешком!
Сивка поймал мысль на лету и не стал ничего переспрашивать. Завидев ЛЭП, дал по тормозам, с визгом заворачивая. Машина подскочила на очередном препятствии — только клацнули зубы всех присутствующих — и замерла.
Сивка вывалился мешком из машины и просто лежал в ожидании, пока командир придёт в себя, разберётся, как открыть дверь, выберется и вытащит раненого. Сил шевелиться не было.
— Сивка, — хрипло позвал капитан. — Я понимаю, тебе тяжело… но нам надо идти.
Мальчик застонал в голос с раненым, но приподнялся и сел на корточки. Раненый, впрочем, тоже пытался сесть под прикрытием машины.
— Двигаем, — Дядька, такой ненавистный сейчас, непреклонен.
Остальной путь слился для Сивки в один протяжный миг, бесконечный, ужасный, со звоном в ушах и туманом, застилающим зрение. В тот момент, когда чьи-то руки подхватили его и потащили, мальчику уже было всё равно, кто это: свои ли, чужие, ангелы ли Божьи из рассказов Дядьки и отца Николая…
— Дожили, — Дядькин голос заставляет вспомнить, что ты больше не один, и расслабиться, выпуская автомат из рук. Верный «внучок» повис на ремне и, кажется, цепляется о землю, пока Сивку куда-то тащат, но это уже неважно. Ну, то есть, то, что автомат рядом — это хорошо, куда без него, но держать его уже нет никакой необходимости…
Дядька снова рядом.